Но не относится ли это обращение также и к солнцу, именуемому в мифологии Фебом, чей восход всегда предваряется появлением утренней звезды по имени Люцифер (Светоносицы от lux, lucis, lumière, свет и fero, je porte, я несу — букв. я сам несу свет — перев.), в равной степени и ко младенцу Иисусу — ведь Его сокрытое в вертепе, то есть пещере, Рождество также предваряется появлением чудесной звезды, Звезды Царей? И точно так же, как Цари Востока, предрассветною «звездою учахуся», пришли к яслям Царя-Богомладенца, так и алхимик в своём труде, отмеченном печатью Звезды Волхвов, следует за ней в святилище недр земли, матери-материи (mater, mère), скрывающей философское золото или маленького царя (petit roi, regulus).
Появление звезды Великого Делания всякий раз возобновляет Богоявление, отмеченное звездой, торжествующей над всеми звёздами небесными. Святой Игнатий в своём апокрифическом Первом Послании к Ефесянам описывает это космическое чудо, пожалуй, даже более выразительно, чем святой Матфей:
«Звезда сияла в небе, превосходя блеском все иные звёзды, и свет ея был неизречённым; и новизна ея вызывала восхищение. Все же прочие звёзды вкупе с Солнцем и Луной являли клир, сопровождающий эту Звезду. Сама же она рассеивала свет свой повсюду; и явилось волнение, откуда пришло новое сие необычайное светило».
[…]
Бобовое зёрнышко есть не что иное, как символ нашей серы, заключённой в материи, истинного минерального солнца, рождающегося золота, не имеющего ничего общего ни с одним драгоценным металлом, золота — источника всякого на земле блага. Это золото в прямом смысле слова молодо-зелено, оно одарит художника, который сумеет довести его до состояния зрелости, тремя благами — здоровьем, богатством, мудростью. Вот почему выражение найти зерно в пироге (trouver la fève au gâteau) означает сделать важное и великое открытие, совершить прекрасное и доброе дело.
В то же время замечательно то, что бобовое зёрнышко в Богоявленском пироге часто заменяют куклой младенца, которую называют купальщиком или маленькой фарфоровой рыбкой, «солнышком» (sol, soils, soleil) и что первые изображения Христа в римских катакомбах были именно в виде рыбы. Но и само слово рыба, ΊΧΘΥΣ, Ikhtus, записанное как монограмма, по первым буквам в древности означало Иисус Христос Сын Божий, Спаситель.
Сам же пирог, испечённый из слоённого теста, напоминает страницы книги, образа сухой воды, не моющей рук. Об этой воде много пишут Философы, называя ея землёй белой и слоистой.
[…]
В этой воде и рождается алхимический гомункул или маленькая рыбка, которую герметики называли рыбой-прилипалой и которую они с присущей им любовью к духовным играм советуют ловить в лоне их моря (mer), кабалистически — матери (mère). Эта пластинчатая материя и есть та самая Немая Книга старых мастеров, Великая Книга Естества (Grande Livre de la Nature), которая лишь одна, как неустанно повторяют они, являет собой Нить Ариадны (Filet d'Ariadne), незаменимую для стремящихся безопасно войти в Лабиринт герметической философии.
Это также и знаменитая книга иносказаний Николая Фламеля, золочёная, очень старая и очень широкая, сперва явившаяся ему в видении, а затем неожиданно купленная этим народным алхимиком из прихода Святого Иакова при Мясных Лавках (Saint-Jacques-de-la-Boucherèe) за два флорина, после чего он ценою огромных трудов сумел довести до совершенства изготовление Философского Камня.
Мы настаиваем вот на чём. Слоёный пирог из Ослиной шкуры (Peau d'Ane), сказки, которая есть в сборнике Шарля Перро, равно как и у Матушки Гусыни (Ma Mère l'Oie), есть символ всё той же сущности, в недрах которой медленно и терпеливо развивается металлический зародыш. Это и есть тайный обитатель Богоявленского пирога — голый или запелёнутый bambino, всё ещё соединённый с древней плацентой и закрытый от противоположностей внешнего мира.
[…]
Алхимическая эзотерика Богоявления или Праздника Царей ни в чём не противоречит религиозной традиции, более того, полностью с ней совпадает. Вплоть до XVII столетия в Церкви при праздновании всех великих праздников использовались те же самые три основных цвета, сменяющие друг друга на решающих стадиях Великого Делания. Так, в канун Богоявления три коронованных каноника, изображавшие Царей-Волхвов, предстояли Богомладенцу один в чёрном, другой в белом, а третий в красном. Ведомые Звездой, они склонялись над яслями и пели Спаси нас, Царю Веков! — Salve Princeps Sæculorum — принося Ему золото, ладан и смирну (l’or, l'encens et la myrrhe)» (см: Канселье Эжен. Алхимия. — M.: Энигма, 2002, с. 110116).
(XXVII) Совершенно очевидным образом речь здесь идёт не только о Марии, но и о Софии, Премудрости Божьей. Данный случай только ещё раз утверждает нас во мнении, что за далеко не случайным эпитетом Нотр-Дам могут скрываться совершенно разные мистические дамы. Фулканелли, таким образом, подчёркивает наиболее манифестационистские моменты в католичестве. Однако прямая аналогия здесь не слишком уместна. В чистом манифестационизме бытиё и всё помимо бытия представляет собой монолит, сферу сфер, а следовательно, здесь нет никакой абсолютной временной или пространственной последовательности, мать рождает отца, а отец рождает мать. Ничто не предшествует другому, абсолютной иерархии нет. В мессе же речь идёт о том, что «Бездн ещё не было, когда я была зачата». Стало быть, имплицитно мысль о последовательности и абсолютном начале уже заложена, хотя было бы довольно странным ожидать чего бы то ни было иного в случае иудео-христианской креационистской доктрины.
С другой стороны, как становится понятным из дальнейшего, Фулканелли представляет фигуру этой дамы едва ли не в качестве субститута Девы Марии. Далее он даже подчёркивает, что она есть форма, тогда как понятие формы приложимо в данном случае только к Деве Марии, но никак не к Софии, духу, субстанции и материи. Фулканелли оказывается заложником сугубо католических представлений с его иерархизмом, с его догматом об исхождении Св. Духа не только от Отца, но и от Сына. Будучи учеником или избранником Илии (что подразумевает синкретическое примирение манифестационизма с креационизмом), наш Адепт называет Иисуса материей, как будто материя (иными словами, субстанция) может родиться от формы и сущности. Как будто статуя предшествует глине! Конечно, для чисто манифестационистского мировоззрения здесь никакого противоречия нет, потому что всегда можно сказать: «Форма лишь более зримая эманация идеи, в процессе же дальнейшего разворачивания бытия, мы придём к материи». До некоторой степени это будет верно. Но с точки зрения католической теологии это лишено смысла. Что же до восточно-христианского (в особенности древлеправославного) богословия, то здесь Исуса, «воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы вочеловечшася», понимают именно как искони воплотившегося, во времени — вочеловечившегося. У Фулканелли же первая и третья ипостась сливаются до неразличимости.