— Эй, скворчата-гусенята, кончайте вашу работу!
Виктор спросил у деда;
— Дедушка, как наши ребята — хорошо работают?
Дед Макар удивленно посмотрел на мальчика, глаза его заулыбались, он вынул изо рта трубку;
— Ишь ты, генерал! «Работают!» Вот сам бы взял скребницу да и прошелся бы разок. А то, видишь, «хорошо ли работают»!..
— У меня другие дела, дедушка.
— Какие же у тебя дела? Ворон ловить?
— Я, дедушка, председатель пионерского отряда.
Дед Макар снова улыбнулся одними глазами:
— Ишь ты!.. Старший, значит, над ними? То-то я смотрю: отчего это они так за работу взялись?.. А это, значит, потому, что начальство увидели…
С конного двора Виктор с Тимкой зашли в оружейную мастерскую. Оружейники чинили винтовки, минометы.
Девочки и мальчики сидели над грудой патронов и старательно счищали зеленый налет. Возле каждого пионера лежала кучка патронов, таких блестящих, словно они были только сейчас получены с завода.
— А я больше всех вычистила! — встретила Виктора и Тимку одна из девочек. — У меня уже восемьдесят шесть!
— А у меня восемьдесят!
Они задержались на несколько минут, а затем пошли в санчасть. Пионеры давали концерт.
Палата партизанского госпиталя была невелика, но отличалась особенной чистотой. Стены ее были завешены шелком от парашютов. Больные лежали на нарах, застланных чистыми одеялами.
Посреди комнаты сидели два пионера: один играл на мандолине, другой — на гитаре. Раненые слушали их — кто сидя, кто лежа, опершись на локоть или просто повернувшись на бок, чтобы лучше видеть юных артистов.
К Тимке подбежала Верочка:
— Ой, Тимка, ты опоздал!.. Я стихотворения читала, даже три, и пела!
— Правда?
— Честное пионерское!..
Потом она приблизила губы к самому уху Тимки и радостно зашептала:
— Ох, и хлопали! Я даже два раза пела.
— Какую же песню, Верочка?
— О Сталине пела…
Наверное, никто в мире не был в эту минуту так счастлив, как маленькая Верочка.
— Хочешь, я еще спою?
Кто-то взял Тимку за плечо. В человеке, который радостно и вместе с тем болезненно улыбался ему, мальчик узнал Ивана Карпенко. Тимка вспомнил тот вечер, когда все они уходили за Днепр и встретили его, окровавленного, израненного. И вот сейчас ему бросились в глаза красно-синие шрамы на лице Ивана и затянутые красными жилками белки.
— Как дела, сынок?
Тимка хоть и обрадовался этой встрече, но смущенно посмотрел на раненого. Ему вспомнилось все то, что начал он постепенно забывать в отряде: смерть Саввы, расправа фашистов над колхозниками, дым и пламя над родным селом…
— Хорошо, дядя. А вы как? — поспешно спросил он.
— Ничего, зажило уже… Правый глаз еще побаливает немного, но я скоро выпишусь. Как твоя мама?
— Работает на кухне.
— А этого… Василия Ивановича нет?
При воспоминании о Васильке Тимка печально опустил голову:
— Погиб, наверно, Василек…
— Жаль хлопца! Умница был.
Тимка еще ниже опустил голову. Карпенко увидел, что его вопрос расстроил мальчика:
— Ничего не поделаешь… Сколько людей уничтожил проклятый фашист! Будет и на него погибель.
Тимка уже не слышал и не видел выступлений пионеров. Воспоминание о Васильке больно отозвалось в его сердце. Он незаметно вышел из палаты.
Начиналась вьюга. По небу низко плыли тяжелые тучи, сильные порывы ветра наметали снежные сугробы; пригибаясь к земле, стонали деревья.
Иван Павлович провожал гостей в дорогу. Тимка подошел к командиру и услышал его слова, обращенные к командиру отряда имени Пархоменко:
— Ежедневно будем поддерживать связь. Нельзя ждать, пока фон-Фрейлих начнет наступать. Мы должны быть готовы.
Заметив Тимку, Иван Павлович приказал:
— Тимка, командиров батальонов и рот немедленно ко мне!
— Есть!
Борясь с ветром, Тимка мчался от батальона к батальону, вызывая командиров на новое совещание.
Тимка в бою
После событий этих трех дней Тимка сразу почувствовал себя не только взрослым, но и воином. Он побывал в бою. В самом настоящем бою… А на поясе его блестела теперь небольшая кобура с пистолетом. Ого, пусть теперь Виктор попробует сравняться с ним! Все говорил: «Подумаешь, адъютант! Я, мол, председатель пионерского отряда, а если бы только захотел, тоже стал бы адъютантом у Михаила Платоновича…»