Солнце уже стояло высоко в небе, когда усталые кони вынесли всадников на крутой берег Днепра. Река вскрылась. Перед партизанами развернулась величественная картина. Быстрое течение гнало, дробило лед; льдины налетали одна на другую, с шумом наползали на берега, с треском и скрежетом поднимались вверх, образуя высокие торосы.
Иван Павлович долго не мог отвести глаз от зрелища разбушевавшейся стихии. Ледоход почему-то напоминал ему картину боя: здесь льдина бьется с льдиной. Вольнолюбивая река освобождалась от оков. Целую зиму злые морозы сжимали, давили непокорную реку. Она стонала, бушевала под ледяной корой, размывала ее, а теперь, набравшись силы, гневно ломала и гнала прочь ставший рыхлым и податливым лед.
— Реки вскрылись! — только и сказал Иван Павлович.
Они не заметили, как к ним подскакал на взмыленном коне верховой.
— Товарищ командир! Четыре танка прорвались через нашу оборону и идут сюда.
— Идут? — почему-то переспросил Иван Павлович, весь во власти мыслей, навеянных ледоходом.
— Идут! Самооборона села Смолки готовится преградить им дорогу.
— Хорошо, — сказал командир.
Всадники помчались навстречу вражеским танкам.
Лицом к лицу
Еще никогда Василек не собирался в разведку с таким волнением. Ведь он уже в родных краях! Каких-нибудь десять-пятнадцать километров — и он будет в Соколином бору…
Отряд Калачова, пройдя долгий и трудный путь, разросся, стал крупной боевой единицей. Громя врага, он подходил к районам, где действовал отряд Сидоренко.
Василек не мог спать, не мог усидеть на месте, забывал о еде. Это же… Ведь это же он дома! Как его встретят? Уже, наверно, похоронили все… Думают, что на свете нет Василя, а он — как снег на голову: «Здравствуйте, товарищи партизаны! Я Василий Иванович, начальник разведки отряда «За свободу народов». Не узнали?.. Иван Павлович, Мишка, Тимка, здравствуйте!..»
Но еще чаще он вспоминал о матери. Что с нею? Жива ли?..
Сегодня Василек выехал на разведку во главе тридцати верховых. Он пустил коня рысью. Добрый конь летел птицей, а Васильку все было мало. Ему хотелось лететь быстрее ветра.
По лесу шла весна. Раскрывали синие глаза подснежники. Но Василек ничего не замечал.
Вдруг на лесной дороге показался верховой. Он мчался, припав головой к конской гриве, и, казалось, не видел и не понимал, куда мчится. Василек поднял руку, и его разведчики мгновенно скрылись в зарослях. Сам Василек взялся за автомат, поставил коня между молодыми соснами.
Неизвестный всадник приближался. Уже видно было, что это не взрослый, а мальчик. Он ехал один. Василек подал своим разведчикам знак рукой. Те вылетели из-за деревьев и мигом окружили всадника. Увидев вооруженных конников, мальчик побледнел и едва не упал с седла. Но в это время на весь лес прозвучал радостный крик:
— Тимка!
Среди тысячеголосого хора узнал бы Тимка этот родной голос! Не веря себе, он поднял голову и широко открытыми глазами оглядел незнакомых людей. Его взгляд остановился на крепком юноше. В широком галифе, просторном френче, с пистолетом и саблей у пояса, юноша был совсем не похож на прежнего Василька. Даже лицо другое: удлинилось, стало строгим; подбородок был уже не детски округлым, а твердым, энергичным; верхняя губа покрылась заметным пушком.
Все это Тимка увидел с одного взгляда. Но глаза — Василька. И голос — Василька. И это сам Василек!
— Василь… Василь Иванович! — прошептал он дрогнувшими губами.
Василек уже был возле Тимки. Он едва сдерживал готовое прорваться рыдание. С волнением и радостью, едва веря в то, что это не сон, а действительность, он протянул к Тимке руки…
Он еще раз спросил:
— Это ты, Тимка?
— Я, — беззвучно прошептал Тимка.
Партизаны, наблюдая встречу двух старых друзей, стояли недвижимо, а Василек, их боевой командир, прижимая к груди заплаканного Тимку, сам едва удерживался от слез.
Василек засыпал друга вопросами:
— Ну как? Все живы? Иван Павлович? Мишка?..
Тимка утвердительно кивал головой. И Василек решился наконец спросить о том, что больше всего его волновало:
— А моя мама?
Тимка опустил голову:
— Твою маму… Лукан…
— Убил?
— Не знаю…
Василек побледнел. Партизаны потупили глаза.
— Арестовал?
— Да…
— Когда?
— Да только-только… вот в этом селе.
Волнуясь и сбиваясь, Тимка рассказал ему обо всем.