— Кто это его? — спросил Тимка.
— В окно прыгнул. На стекло! — пояснил круглолицый мальчик.
— Кто плачет? В чем дело?
Ученики обернулись на этот голос. К толпе подходила Любовь Ивановна, спокойная, улыбающаяся, как всегда.
Учительница открыла свой портфель, достала оттуда какие-то баночки, вату, бинт.
— До свадьбы заживет, — пошутила она, перевязав мальчику рану.
Он встал на ноги и заковылял к дому. Издали мальчик в темной материнской кофте действительно напоминал вороненка, которому подбили крыло.
Из школы вышел Лукан, важный и спокойный, как будто ничего не произошло. Ученики подозрительно смотрели на его руки, сторонились. Но, очевидно, Лукан пока не собирался применять розгу. Он вежливо поздоровался с учительницей и совсем мирно дал ученикам «домашнее задание»:
— «Отче наш» на завтра чтоб знали назубок!
Но уже на уроке Любови Ивановны ученики забыли обо всем. Тимка не сводил глаз с учительницы, чувствуя себя опять в настоящей школе. Тихим голосом она читала рассказ.
…Опустошенный французский город. Наступают немцы. В городе — голодные, испуганные люди. Два француза-рыбака пробираются на речку.
Тимке вспомнились те дни, когда он с Саввой и Мишкой в тихие летние утра ходил на речку, как прыгали гусиные поплавки на мелкой утренней зыби, как извивалась серебристая рыба, пойманная на крючок.
…Двух рыбаков задержали немцы. Испуганные и смущенные, они стояли перед немецким офицером; в их сачках билась пойманная рыба. Раздались выстрелы, и невинные рыбаки упали, как подкошенные…
Тимка видит — бежит по лугу и падает, как подкошенный, Савва, видит Саввину мать на виселице. Глаза Тимки наполняются слезами.
— Ребята, это рассказ из французской жизни писателя Мопассана. Кто перескажет содержание? — обратилась Любовь Ивановна к классу.
Ребята молчали.
— Не поняли, должно быть?
Поднялся круглолицый.
— Как тебя зовут?
— Николай.
— Хорошо. Ты хочешь пересказать нам содержание?
— Я могу… Но хочу спросить…
— Что тебе, Николай?
— Победили ли тогда немцы французов?
Учительница на мгновение задумалась, казалось — растерялась. Десятки пытливых детских глаз впились в нее.
— Сначала да. Но потом их оттуда выгнали, — говорит учительница. Потом добавляет. — Но мы с вами политикой не интересуемся. Мы просто учимся… Пересказывай, Николай, содержание!
В глазах Тимки учительница выросла до небес. «Так это же своя, советская! — думал он. — Политикой не интересуется, а читает вон какие рассказы!»
— Захватчиков всегда били! Зарвутся, а потом их же и бьют, — прошептал Тимка.
— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросил Николай.
— Из истории, — сказал Тимка.
На уроке письма Любовь Ивановна раздала ученикам по листку бумаги и вызвала одного к доске. Он писал под ее диктовку:
— «Приближается великий праздник…»
Николай задвигался на парте, прошептал Тимке:
— Через пять дней Октябрьские праздники.
Тимка был уверен, что не о подлежащих и сказуемых напоминала Любовь Ивановна ученикам, а именно об этом, самом важном…
Афиноген Павлович без всякого вступления велел решить несколько примеров. Задал из старинного сборника задачу: кто-то кому-то продал из своего магазина оптом несколько штук сукна, много аршин ситца и впридачу столько-то пудов и фунтов чая…
Перед глазами Тимки эти «кто-то», старые и покрытые плесенью, перебрасывались аршинами, шелестели ситцем, принюхивались к пачкам чая, который зацвел на темных полках. Тимка сладко зевнул.
Но вот учитель положил сборник на стол. Он диктовал задачу по памяти:
— «В одном селе было пятьсот шестьдесят дворов. Кто-то сжег четыреста двадцать дворов. Нужно узнать, какой процент дворов уцелел в этом селе».
Теперь этот «кто-то» не был старым и заплесневевшим. Живым и ощутимым вышел он на школьное крыльцо, в высокой фуражке, с красным лицом и оловянными глазами, тупо посмотрел на Тимку, пожевал сухими губами сигарету и плюнул прямо перед собой. Это был тот, кто сжег Тимкино село.
Уроки Любови Ивановны и Афиногена Павловича стерли в памяти ребят следы от урока закона божьего.
В городе
На товарной станции стоял крик и шум. Со всех сторон сгоняли сюда скотину: коров, свиней, овец, в больших ящиках везли кур. Ревели коровы, визжали свиньи, блеяли овцы. И над всем этим гамом раздавались отрывистые выкрики гитлеровцев, громкие голоса полицаев.