— Где?
— Да вы ж вчера забрали, — отвечала мать, и в голосе ее было не то удивление, не то скрытая насмешка.
Ткач и Лукан разводили руками.
Гость из города
За эти дни Мишка совсем извелся: глаза запали, щеки побледнели, и он еще больше похудел. Мало спал, забывал про еду. Все думал про свой счет. А тут несчастья, как снег на голову, посыпались одно за другим.
Дни шли, а Василек не возвращался. Что с ним? Неужели попался? Может быть, схватили где-нибудь?.. Ребята гнали прочь мысль о гибели Василька.
Мишка чуть не каждый день заходил к матери Василька. Она уже забыла, когда топила печь в последний раз. Так и сидела в холодной избе, которая сразу стала печальной и неприветливой. За эти дни она превратилась в седую старуху. Она все время слонялась из угла в угол. Бесцельно брала в руки все, что ни попадет, — переносила с места на место, не зная, для чего она это делает. Садилась иногда где-нибудь в углу и часами просиживала без движения, устремив взгляд в одну точку. Она боялась и думать, что с Васильком случилось что-то недоброе.
— Заболел, наверное, — говорила. — Сапожки у него плохонькие, а зима началась суровая. Свет не без добрых людей! Помогут Васильку, — утешала она себя.
С тяжелым сердцем выходил Мишка из хаты. Ему хотелось бы, чтоб надежды матери оправдались, но он так мало верил этому…
А тут случилось новое несчастье.
В тот день, когда в село вернулись полицаи, под вечер прибыли четыре гитлеровца. Они загнали народ в школу. Здесь теперь сидели отцы и матери беглецов. Их арестовали, как заложников. Предупредили, что будут держать, пока не вернутся сыновья и дочери. Не вернутся — родители будут расстреляны. Забрали и мать Мишки — Лукан решил отправить ее в рабство. Уже два дня сидели голодные люди, а беглецы не возвращались.
Повеселел Мишка лишь тогда, когда к нему забежал Тимка и сообщил, что в Соколиный бор пришли партизаны.
Мишка хотел немедленно бежать в Соколиный. Тимка остановил его: командир приказал быть здесь, следить за тем, что происходит в селе.
Одевшись как можно теплее, Мишка вышел на улицу. Зима вступила в свои права. Голубой снег покрыл поля, облепил деревья, замаскировал курени и землянки. Солнце играло на снегу. Жмурясь от сверкающего снега, Мишка пошел по улице. Село словно вымерло. Не вился над землянками дымок, не скрипели колодцы.
Он вышел на холм. Перед ним лежало село: старая школа, низенький, как черепаха, домик Афиногена Павловича, аптека… Над школой плыл дымок: это грелись фашисты и полицаи.
Мишка взглянул в сторону. К нему приближался какой-то паренек.
«Кто бы это мог быть?» спросил себя Мишка. Всех ребят знал, а этот незнаком. Одет как-то странно: фуфайка не по нем, шапка с облезлым мехом, большие солдатские ботинки… Мишка остановился и решил подождать, пока хлопчик приблизится. Мальчик подошел ближе, и Мишка убедился, что это чужой. «Наверное, из тех, что зажигалки на кусок хлеба меняют», подумал он и хотел идти дальше. Но хлопчик спросил:
— Слушай, парень: не скажешь ты, где тут живет Мишка Мирончук?
У Мишки оборвалось сердце. Он почувствовал, что сейчас услышит что-то страшное.
— А тебе зачем он? — спросил Мишка, сильно побледнев.
— Да нужен…
— Ну, так это я.
— Правда?
— Правда, я только один в селе.
— Тогда здравствуй! Смотри, как интересно: на тебя прямо и наскочил… Я Сергей.
— Из города? — воскликнул Мишка, и сердце его замерло. Не раз он слушал восторженные рассказы Василька о Сергее.
— Так.
— А где… — Мишка пристально смотрел в глаза Сергею, догадываясь уже, что ничего радостного не принёс этот гость из города.
— Василек?.. — произнес тот имя, которое не отважился промолвить Мишка.
— Что с ним?
Сергей опустил глаза в землю:
— Идем, расскажу.
«Значит, всё… Василька больше нет…»
Когда зашли в погребник, опечаленный Мишка спросил, ожидая услышать подтверждение своей догадке:
— Погиб?
— Может быть, — виновато сказал Сергей. И словно в оправдание добавил: — Я за него пришел. Послали.
— Как же это? Да не может этого быть! — Мишка больше не стыдился своих слез. — Что с ним?
— Попался.
Сергей рассказал все, что знал.
— Я думал, что он дома, и все ждал его у себя. Вдруг приходит дядя Ларион, печальный такой, и говорит: «Фрицы Василька поймали». Я помертвел. «Может, неправда?» говорю. «Правда, — сказал дядя Ларион. — Мы узнали». — «Что с ним?» — «Да что ж… Не знаешь, что они делают?..»