Но до второй роты комиссар не дошел. Из-за заснеженных деревьев появился Павел Сидорович, который уже возвращался в штаб.
— А, Платоныч! Вышел в рейд? Здорово! Ну, как себя чувствуешь? Не рано ли еще?
— Чувствую себя чудесно.
— Знаю, как чудесно, — сам плавал в такой купели.
— Провел политзанятия?
— Провел. Рассказывал о партизанах восемьсот двенадцатого года. Интересовались Давыдовым, его стихами. А я, к сожалению, ни одного не помню.
— Спроси Любу, она знаток литературы…
Закурив, они, повернули обратно. По дороге совещались о том, какой вопрос поставить на заседании партбюро. Внезапно они оборвали разговор и остановились прислушиваясь. Откуда-то сбоку донеслось громкое, восторженное «ура».
— Воюет детвора, — улыбнулся комиссар.
— Это, наверное, Тимка их военизирует. Боевой парнишка! Утащил у старосты из хаты кур, а потом все беспокоился, не сочтут ли это кражей. Забавный!
— Нет, Тимка — ни на шаг от Ивана Павловича. Это, наверное, тот, «генеральский сынок». Видно, горячий хлопец.
При воспоминании о Викторе комиссар почувствовал, как что-то радостное, теплое подступило к сердцу. Вспомнил о нем, а перед глазами опять стоял сын.
— Шум они подняли. Это не годится, — сказал Павел Сидорович.
— А ну, идем к ним! Интересно. Не могу я, Павло, равнодушно относиться к этим беспокойным молодым гражданам. Так, кажется, и поиграл бы с ними в снежки!
С трудом шагая по глубокому снегу, пригибаясь под низко нависшими ветками деревьев, они пошли туда, откуда доносились голоса. Снег, срываясь с сосен, покрывал их плечи, попадал за шею, набивался в густой мех шапок и воротников. Освобожденные от груза сосны кивали им вслед своими ветками.
Подойдя к поляне, Михаил Платонович и Павел Сидорович остановились за деревьями. По глубокому снегу носились ребята, летели снежки, мелькали раскрасневшиеся, счастливые лица. Михаил Платонович тоже заулыбался, в глазах его зажглись веселые огоньки. Журляк видел, что комиссара очень интересует, на чьей стороне будет победа.
Вот одна группа одолела другую. Побежденные начали отступать, чуть не наткнувшись на комиссара и парторга. В эту минуту откуда-то донеслись слова: «Вы чего раскричались?»
Михаил Платонович с улыбкой посмотрел на Журляка:
— Слышишь, Виктор призывает к порядку. А я, грешным делом, подумал, что он здесь и есть главный заводила.
Они с интересом прислушивались к дальнейшему разговору.
— Молодец! — похвалил Виктора Павел Сидорович. — Понимает дело.
После того как Виктор отошел, ребята начали спорить.
— Слышишь? Пионеры… Помнят, значит. А вопрос этот обязательно нужно поставить на бюро.
— О снежках? — улыбнулся Журляк.
— Не о снежках, а о пионерском отряде. Дети жалуются, что у них нет пионерского отряда, и они не знают, что делать.
— Пионеров нужно поручить Любе — пусть организует их. Ведь она и учительница и секретарь комсомольской организации.
Они повернули назад по проложенной ими тропке в снегу.
Комиссар остановился между двумя высокими соснами:
— Вот такой же, как этот Виктор, у меня сын. Озорник страшный, но сметлив. Даже играет всегда серьезно, по-деловому. А младших тоже наставляет на путь истины… Не знаю только, как он теперь там…
Павел Сидорович еще никогда не видел, чтобы комиссар так мечтательно и нежно улыбался. Незаметно заразившись его настроением, Журляк вспомнил о своем сыне:
— Мой уже воюет. Лейтенант.
До самого штаба они шли молча. Каждый углубился в свои мысли и воспоминания.
В новой роли
Лукан вышел из кабинета фон-Фрейлиха радостно взволнованный. Вынул из кармана черного полицейского мундира большой клетчатый платок, вытер пот на лысине. Дрожащими руками достал сигарету, закурил.
В ушах у него до сих пор звучали слова фон-Фрейлиха;
— Вас не забудут фюрер и командование. Уничтожение партизан — наше общее дело. Ваши заслуги нам известны. Мы ценим их очень высоко. Закончится война, и вы, господин Лемишко, будете достойно вознаграждены. А сейчас нужно действовать и действовать!
Лукан с замиранием сердца слушал этот голос. Он одновременно и радовался и страшился. Он боялся спросить о главном: какая же работа его ожидает?
— Вам придется стать партизаном, — спокойно закончил фон-Фрейлих.
Лукан с трудом понимал, что хочет сказать генерал. Представить себя, «партизаном»?.. Пришел в лес, а там его сразу узнали… Холодный пот выступил у него на лбу.