Но однажды его, как и других сотрудников редакции, пригласили в поликлинику на медицинский осмотр. Такие осмотры бывали и раньше, но Сомову было каждый раз некогда, и он с легким сердцем не являлся. На этот раз случилось так, что редактор, идя на осмотр сам, потащил с собой всех, кто был в редакции. Сомов был в редакции. Пришлось и ему идти в поликлинику. Когда подошла его очередь зайти в кабинет врача, пожилая женщина-врач приказала ему снять пиджак, рубашку и принялась выслушивать пациента.
— Да я здоров, — благодушно сказал Сомов, когда врач попросила его лечь на диванчик, покрытый простыней. Все же он лег. Врач принялась ощупывать ему живот. Сомов невольно охнул, поморщился.
— Попросите, пожалуйста, Гарбузова, — сказала врач медицинской сестре.
Пришел Гарбузов. Он наклонился над Сомовым, прощупал ему живот и молча посмотрел на врача.
— Можете встать, — сказала женщина Сомову. Оденьтесь.
Пока он одевался, врачи о чем-то вполголоса совещались. Потом женщина сказала Сомову:
— Мы положим вас в диспансер. Вам нужно провериться.
Так Сомов попал в онкологический диспансер к профессору Недоборову в качестве пациента. Увидав газетчика в палате, профессор удивился и спросил:
— Что это вы, батенька, вздумали болеть?
В тот же день Сомова осмотрела Валя. Встретив Недоборова, она спросила:
— Вы уже назначили лечение?
— Нет, — хмуро ответил профессор.
— Разве… мы не будем применять к нему блокаду?
— Нет. У него слабое сердце.
— Будем оперировать?
— Операция ничего не даст. Возможны рецидивы. Я даже уверен в этом. Будем применять лучевую терапию. Распорядитесь, пожалуйста.
Валя сделала шаг к двери, но остановилась, повернулась к профессору, как бы желая что-то сказать, но не решаясь.
— Сергей Сергеевич…
— Да?
— Может быть, попробовать лечить его с помощью концентратора?
— Нет, нет, концентратор еще не готов. Я недоволен им.
Валя ушла. Профессор задумчиво зашагал по кабинету.
Прошло две недели. Сомов все еще лежал в диспансере. Но как он изменился! Прежде он представлял собой плотного человека, от которого веяло силой, здоровьем, жизнерадостностью. Сейчас же на койке неподвижно лежал на высоко взбитых подушках живой скелет, плотно обтянутый желтой кожей. Бескровные, сморщившиеся губы неподвижны, глаза ввалились в орбиты и смотрели оттуда как из глубоких колодцев, ссохшийся желтый нос делал его похожим на мертвеца.
А Недоборов все эти дни почти не выходил из своей лаборатории в институте. Отличительной особенностью ее был стеклянный потолок, одновременно служивший и крышей. Посреди лаборатории стоял громадный прибор, основной частью которого являлась труба двух метров в поперечнике и трех метров высотой. На трубе и на чугунном основании, поддерживающем трубу, были смонтированы различные приспособления, винты, электромагнитные катушки, оптические приборы, зеркала и другие механизмы и детали. Внутри трубы находились трехгранные призмы из прозрачного материала, огромные линзы и рефлекторы. Труба покоилась своими цапфами на двух подставках и с помощью регулировочного винта могла быть нацелена на любую часть неба, открывавшуюся через стеклянный потолок. Впрочем, судя по петлям на огромных рамах потолка, потолок раскрывался. Это был концентратор, изобретенный Недоборовым со своими сотрудниками для лучевой терапии рака.
Глава 7
Близнецы
Река стремительно катила пенистые воды и глухо шумела, точно сердясь на тесные скалистые берега. В этом месте она, выбегая из отрогов Небесных гор, делала поворот и волны с силой ударяли в правый берег, возвышавшийся неприступной гранитной стеной. Вода под ним клокотала и крутилась в бесчисленных водоворотах. И только в одном месте берег понижался почти до уровня реки, образуя там небольшой заливчик. Течение здесь почти не ощущалось, лодка, стоявшая на приколе, не шевелилась.
Неподалеку от бухточки на берегу стояли Строкер — хозяин фактории, красная крыша которой проглядывала сквозь голые ветки березняка, раскинувшегося по берегу, и Томпсон — агент компании «Моррил и К°». Строкер грузен, приземист; его маленькие, заплывшие жиром глазки прищурены и устремлены вдаль, туда, где река терялась за синевой леса. Апрельское солнце играло на его лысом и гладком, как арбуз, черепе. На нем просторный кожаный жилет на оленьем меху, охотничьи сапоги выше колен. За спиной тридцатипятикалиберный ремингтон. Длинные красные руки заложены в карманы брюк, сшитых жилами из невыделанной шкуры молодого лося. Такие брюки не боятся воды. В зубах — окурок сигареты.