Ведя автобус из заводского поселка в Айлу, Томпсон, как всегда, прислушивался к разговорам за спиной. Одна женщина, позевывая, говорила:
— Ох, не выспалась! Чуть было на автобус не опоздала. Надо пораньше на базар поспеть, а то попадешь к шапошному разбору, ничего не купишь.
— Не выспалась? — переспросила другая женщина. . Раньше надо было ложиться.
— А, брось, Никифоровна. Разве у нас в гостинице уснешь? В девять часов легла, а как же. Да только разбудили ночью, потом два часа не могла заснуть. Сон перебили.
— А что у вас там, шумел кто?
— Ой, Никифоровна, да еще как шумели!
— Что ты говоришь? Кто же шумел?
— А хулиганье какое-то. Пьяные, конечно. Гоняются друг за другом, драки устраивают. И куда только милиция смотрит. Правда, одного забрали, увели… "
Неужели Гарри попался? — подумал Томпсон. . Раз не пришел на пляж, значит, схвачен. Что же теперь делать?»
Томпсон вел машину почти машинально, голова лихорадочно работала. Как бы Гарри не предал… Надо срочно менять кожу — это прежде всего. И уходить…
Закончив рейс, Томпсон привел машину в автоколонну и заявил диспетчеру, что чувствует себя очень скверно, что у него неладно со зрением — несколько раз чуть не свалился с обрыва.
— Увольняйте, — сказал он и тут же сел писать заявление об увольнении. Написал и отнес начальнику автоколонны. Начальник стал было удерживать Криница был хорошим шофером, — но водитель настаивал на своем, ссылаясь на плохое зрение.
— Не могу, товарищ начальник, — сказал он. . Может очень плохо случиться. Свалю машину в море, тогда и мне труба, и вам несдобровать. Лучше подальше от греха. А то еду — и вдруг в глазах начинает темнеть, радужные круги появляются. Тут надо поворачивать, чтобы с обрыва не свалиться, а в глазах темно. Прямо беда. Очень прошу подписать заявление.
Доводы показались начальнику убедительными. И он подписал заявление. Через полчаса Томпсон уже выходил из конторы автоколонны. Конечно, он мог бы и не увольняться, просто бросить машину и не показываться в автоколонне. Однако Томпсон придерживался одного правила: возможно меньше нарушать закон той страны, где он орудовал, не оставлять контрразведчикам следа. Ведь если бы он сбежал из автоколонны, то его стали бы разыскивать. А так он вполне спокоен, никто не обратит внимания на его уход.
После этого он вернулся на квартиру, взял чемодан с необходимыми вещами, стоявший всегда наготове, рассчитался с хозяйкой и ушел. Женщине он сказал, что уезжает в Москву.
Приехав на железнодорожный вокзал, Томпсон сдал в камеру хранения чемодан и завел с приемщиком разговор, пока тот выписывал квитанцию. Из этого разговора Томпсон узнал, когда сменяются люди в камере хранения. Остаток дня провел в кинотеатрах, смотрел кинокартины. Это гораздо лучше, чем болтаться по улицам.
В кинотеатре, в зрительном зале, темно, полтора часа можно сидеть вполне спокойно, не опасаться, что кто-то следит за тобой. А потом еще сеанс — и еще полтора-два часа покоя…
Томпсон брал билеты на самые последние места в зале, чтобы не иметь позади себя людей. Он просто органически не мог терпеть кого-то за своей спиной, возможно потому, что сам любил наносить удар в спину. В одном зале он даже чуть не поддался искушению загримироваться: поблизости в креслах не было ни одного зрителя, вокруг темно — почему бы и не попробовать.
Все же он поборол искушение, так как был риск. Женщина, впускавшая зрителей в зал и задергивавшая занавесы на дверях, видала, что он сидел на последнем ряду, и могла обратить внимание на то, что он изменил внешность. Конечно, можно было бы во время сеанса пересесть поближе к экрану и затеряться среди зрителей, но все же лучше не рисковать…
Дождавшись ночи, Томпсон пробрался в пещеру «Планетарий», зажег электрический фонарь и принялся гримироваться…
Через час по шоссе шагал человек, в котором, только самый наметанный глаз мог бы признать шофера Криницу. На этом человеке был новенький, слегка помятый габардиновый костюм цвета кофе с молоком, коричневые скороходовские полуботинки, шелковая рубашка с откладным воротником. В руке он держал соломенную шляпу. Курортник — да и только. На голове человека была густая шапка черных волос, завитых в крупные кольца. Черные усы делали его похожим на грузина. Он остановил попутную машину и поехал в Айлу. Здесь Томпсон купил билет в кассе парка и прошел в ворота. В парке он довольно быстро познакомился с одной из накрашенных девиц, которые там еще встречаются, пригласил ее в ресторан, а в первом часу ночи пошел к ней на квартиру, где и провел время до утра.
Дождавшись часа, когда приходит московский поезд, он пошел искать квартиру. Новой хозяйке он выдал себя за жителя Москвы, только что прибывшего с поездом. Сняв комнату, он привез чемодан: вещи выдавал уже другой человек. Потом отправился в кино. Сидя в зале, он разработал новый план атаки. Для его выполнения требовался опытный помощник. Помощник должен был проникнуть на завод и выкрасть чертежи из сейфа или сфотографировать их. Если же Моррил не вышлет помощника, то придется самому проникнуть на завод. Надо будет сказать Галине, чтобы она разузнала через Курганова, где хранятся чертежи «Соленоида»…
Дома он сел за стол, взял карандаш, бумагу и задумался. Потом принялся писать. Часа через два у него получилось следующее четверостишие:
Еще через полчаса было сделано второе четверостишие:
Затем принялся писать музыку на эти слова, а закончив ее, выехал за город и передал ее в эфир.
Волк просил помощника.
Время до обеда Томпсон решил провести среди публики, гулявшей по набережной. Он прошелся по бульвару один раз, повернул обратно… Потом прошелся еще раз… И вдруг увидал Гарри, выводившего велосипед из ворот санатория. Вначале Томпсон хотел было пройти мимо Строкера и шепнуть, чтобы он приходил сегодня ночью в 10 часов в пещеру, но тут же раздумал. Мелькнула мысль: почему же Гарри на свободе? Неужели ему удалось скрыться от преследователей, когда они застали его в гостинице? А может, его и не преследовали? Но не исключена возможность и ловушки: Гарри могли выпустить, чтобы выследить остальных, в частности его, Томпсона… Ну нет, его не так-то просто взять. Лучше быть подальше от Строкера. Очевидно, он не рассказал о пещере, а то бы его, Томпсона, взяли еще вчера ночью. Впрочем, могло случиться и так, что Гарри выдал, но контрразведчики уже не застали его в пещере. Да, будет безопаснее не связываться больше с Гарри и держаться от него подальше. Даже если он н не предатель, то за ним наверняка следят — и он может навести на след остальных, совсем даже не желая этого…
И Томпсон прошел мимо велосипедиста, даже не посмотрев в его сторону. Гарри тоже не обратил внимания на прохожего — он не узнал в нем своего бывшего шефа.
Волк, идя по бульвару, постепенно ускорил шаги и направился домой. Встреча с Гарри вызвала у него опасения не только за себя, но и за Галину. Надо было как-то обезопасить ее от провала. Впрочем, с Галиной ничего не сделаешь, она все равно должна встречаться с Кургановым, и как ни прячь, ее могут легко обнаружить, следя за Юрием или просто справившись у него об Отроговой. Но за ней нет никаких улик. Пусть следят. Перед окошечком кассы проходят за вечер тысячи посетителей парка. Попробуй-ка установить, кто из них шпион!
Так думал Томпсон, встретив Гарри. А между тем Гарри, хотя и согласился помочь Сахарову поймать Томпсона, в действительности и не думал этого делать. Просто он решил, что запираться бесполезно, потому и сообщил на допросе имя своего шефа. Иначе пришлось бы хуже. А так он на свободе. Пусть следят за ним — начхать на это. Он и пальцем не пошевельнет, чтобы выдать Волка. Пусть сами ловят. Поймают — тем будет лучше ему, Гарри, оставят его в покое. Собственно, думал Гарри, все сильнее нажимал на педали велосипеда, можно было бы и помочь изловить Волка, да как бы Моррил не пронюхал про это. Пронюхает — родным несдобровать…