Даже простое прикосновение для нас сейчас было опасно. Теперь, когда мы оба… все было опасно, даже быть вдвоем в маленькой, закрытой комнате. При всем его самоконтроле, он тоже это понимал.
— Легче?
— Терпимо, — ответил он, и уголки его губ слегка дрогнули.
— Когда-нибудь этого будет уже недостаточно.
— Знаю. Но очень надеюсь, что такой момент не настанет.
— Дурак, — прошептала я. — Благородный, жестокий дурак.
— Не делай так больше, — попросил он. — Не рискуй.
— Я ненавижу клетки.
— Знаю.
— И тебя ненавижу.
— Это я тоже знаю.
— Хорст скоро придет.
— Еще немного. Просто позволь мне смотреть на тебя.
Я отвела взгляд, в который раз за сегодня, уселась чуть удобнее в кресле и глубоко вздохнула.
Это малость, песчинка, капля воды для него, тогда, как он жаждет океана, чтобы просто не утонуть во всей своей боли. Правда в том, что я могу жить без него. Мне больно, плохо, и я совершенно четко знаю, что никогда не полюблю никого другого, но я могу дышать, улыбаться и делать глупости без него. А для него… не видеть меня — вот в чем пытка, я для него центр вселенной, я его сердце, его истинная, то, без чего дэйвы, если находят, уже не могут существовать. Только мой повелитель неправильный. Он до смерти боится меня потерять и с той же силой приблизиться. Пока никто не знает обо мне, только я, он и его Тень, я в относительной безопасности, но стоит только хоть на миг показать свои чувства, хотя бы на миг открыться хоть кому-то… они не успокоятся, пока не уничтожат нас. Его-то даже ранить практически невозможно, но меня… я его слабость, его проклятье, его смерть. А он — моя. Вот такая грустная история.
Черт! Как же я все это ненавижу!
Тея кусала губы. Сидела в кабинете ректора и нервничала. Ей не очень хотелось видеть брата сейчас, хотелось найти Клем и узнать, все ли с ней в порядке. Она была такой напуганной от встречи с дедом. Тея знала, как он с ней обращался в тот год после… всего. Что говорить, несмотря на всю свою силу и власть, Айгон Агеэра был жестоким подонком, даже не понимающим, что двенадцать лет назад чуть не сломал собственную внучку, как куклу. Если бы Инар вовремя не вмешался, Тея даже не представляла, какой бы сделал ее этот садист. Да, за Клем она искренне его ненавидела и также искренне желала ему провалиться в бездну, вместе с его чертовым семейством.
Когда дверь в кабинет открылась, она думала, что войдет брат, но вместо него, через порог переступил…
— Эвен! — взвизгнула принцесса и повисла на шее у старого друга. И если Инара она порой просто тихо ненавидела, то Эвен был ее отдушиной, буфером между ними двумя. — Что ты здесь делаешь?
— Приехал за тобой, малышка. Ну, что, ты готова покорять паркетные залы Дарраната.
— Кошмар, больше этот день испортить просто невозможно. К чему такая спешка? — воскликнула Тея и упала в кресло.
— Сама не догадываешься? — с намеком спросил мужчина, наклонившись к ней.
— О чем?
— Ты, моя дорогая, своими ультиматумами не оставила брату выбора.
— Я не ставила никаких ультиматумов, — пробурчала Тея.
— Ой, меня-то зачем обманывать?
— Ты видишь меня насквозь?
— Вот именно, малышка, вот именно.
— Ладно, а где сам мучитель?
— Скоро появится. Не волнуйся, тебе еще предстоит длинная и скучная отповедь.
— Куда ж без нее, — поморщилась принцесса.
— Пойдем, провожу тебя до комнат, помогу собраться, что ли.
— Сама справлюсь. Хоть что-то я могу делать сама в своей глупой, никчемной жизни.
— Тея, ты сама знаешь, что иногда перегибаешь палку. Смотри, малышка, когда-нибудь это может зайти слишком далеко, терпение твоего брата лопнет, и он исполнит одну из своих угроз.
— Это которую?
— Понятия не имею, но у нашего повелителя о-о-очень богатое воображение.
— Уж мне ли не знать.
Тея искренне любила брата — одного из двух существ, которых она вообще любила, но он был порой так невыносим, всегда поучал, наставлял, требовал соблюдать все эти бесчисленные правила, а ей так хотелось их все нарушить, просто в отместку, назло, и даже не ему, а самой жизни, которая с ней так нечестно поступила.
Когда-то у нее была любящая семья, мама, которую она обожала, отец, обожающий их обоих, и в один миг ничего этого не стало. Она осталась совсем одна. Инар сражался с врагами, Паэль — равнодушная мачеха, не обращала на нее внимания, а Клем у нее отобрали так же, как и родителей. В тот год не было на земле более одинокого существа, чем она. Бродить по дворцу, как тень, быть пустым местом для всех на свете, когда даже слуги не реагируют на просьбы и приказы, когда для всего мира она не принцесса, а всего лишь полукровка во враждебном мире дэйвов, некоторые из которых, возможно, прямо или косвенно были причастны к перевороту. Она ненавидела их всех, всех до единого, даже Инара. И только возвращение Клем заставило ее тогда немного оттаять, прийти в себя, вспомнить, кто она такая. Но и чувств своих она не забыла, не забыла одиночества, отчаяния, и гнева, который испытывала там — в Дарранате. И теперь Инар настойчиво тащит ее туда, где ей было так плохо одной.