— Немного. Но тень не заменит тебя настоящего.
— Знаю.
— Но настоящий никогда не придет, — продолжила я свою мысль.
— Верно, — не стала лгать тень.
Я промолчала. Хотела сказать тени, чтобы убиралась, но не смогла. Страшно стало снова остаться одной в темноте. Да и так я хоть на мгновение могу представить, что он и правда лежит рядом, смотрит на меня своими мерцающими глазами, в которых бушует пожар. Уверена, где-то там так и есть.
— Посылать тень опасно.
— Не сегодня. Почему ты плакала?
— Кошмар приснился, — но он и сам это знал.
— Все тот же?
— Нет, другой. Я маму видела и пожар, и голос…
— Голос?
— Он сказал что-то, но…
— Что? — напряглась тень, а я, сама не знаю почему, не стала продолжать.
— Ничего. Я просто надеюсь, что это был сон, глупый, дурацкий сон.
— Тее тоже снятся сны.
— Я знаю. Ее все еще мучает это.
— Она рассказывала тебе?
— Нет, никогда. А тебе?
— Боюсь, что мне бы она рассказала в последнюю очередь.
Тень замолчала, как и я, но тишина не пугала меня больше, не давила на уши. Мне было хорошо, спокойно, ведь он рядом, пусть даже только мысленно.
— Ты поэтому не хочешь, чтобы мы были вместе? Из-за них?
— Зачем ты задаешь вопросы, на которые знаешь ответы?
— Хочу услышать от тебя. Хотя бы так. Ведь в реальности ты мне этого не скажешь.
— Клем…
— Прости, я знаю, что причиняю боль. Давай просто полежим. Завтра будет тяжелый день.
— Мне жаль, что я ничего не могу сделать.
— Ты ничего не хочешь делать, а это разные вещи, — резче, чем хотела, проговорила я. — Когда-нибудь у деда может получиться. Когда-нибудь, я буду достаточно тебя ненавидеть, чтобы согласиться. Ты смиришься? Можешь не отвечать. Я и так знаю ответ.
— Клем… — снова прошептала тень, но на этот раз в голосе звучали нотки отчаяния.
— Не надо. Я уже успокоилась. Ее миссия выполнена. Ты можешь отпустить ее.
— Я побуду еще немного. Пока ты не заснешь.
— Я в порядке, правда. Приступ паники прошел. Теперь я злюсь.
— На меня?
— И на себя тоже. Ты делаешь мне больно, а я позволяю тебе делать это.
— Прости.
— Мы оба ее причиняем друг другу. Мне страшно. Завтра мы снова встретимся, и ты пройдешь мимо, так, словно мы вежливые незнакомцы.
— Так надо.
— Я знаю. Но от этого не легче. Иногда мне хочется выдрать это чувство из груди и просто забыть обо всем. О тебе.
— Знаю, мне тоже иногда этого хочется.
Но больше прикоснуться, отпустить себя, почувствовать, любить в открытую, никого и ничего не боясь. Это были наши общие мысли. Инар не сказал о них, но слов и не нужно было. Я просто чувствовала это, всю ту любовь и страсть, что он испытывал и так тщательно подавлял. Я вздрогнула от этого страшного, опасного чувства, отодвинулась. Тень перестала сверкать, источать его мысли.
— Прости.
— Даже представить страшно, что будет, если ты выльешь всю эту лавину на меня наяву.
В ответ тень улыбнулась.
— Твои чувства тоже доставляют неудобства, особенно, когда ты на меня смотришь.
— Поэтому я стараюсь не смотреть.
— Знаю.
— Я люблю тебя, Инар, — вдруг прошептала я, чтобы он просто знал, хотя он и так все знал, только вслух не сказал. Это я могла безнаказанно чувствовать и говорить, а он… для него даже слово — борьба с самим собой, и появление тени здесь и сейчас — проигранный бой. А я даже не знаю, какого исхода для нас бы хотела. В любом случае, мы все равно проиграем. — Уходи, пожалуйста.
Тень еще немного повисела в воздухе, а после испарилась, как и ощущение его присутствия. Я вздохнула, перевернулась на другой бок и почти сразу заснула, напоследок подумав о том, что вместе с теми, другими чувствами, он явно использовал что-то еще, иначе так быстро я бы не успокоилась.
ГЛАВА 7 Ненавистный дом Агеэра
Завтраки с Паэль стали для нас с Теей настоящей традицией, правда меня не приглашали, но Тея отказывалась и вовсе туда ходить без меня. Всем пришлось смириться.
Паэль была прекрасна. Вот кто и может в свои годы выглядеть потрясающе, так это повелительница Илларии. На ней было золотое платье из парчи, маленькая диадема с огромным желтым топазом, неизменный атрибут власти, и взгляд, чуть снисходительный, чуть покровительственный, но всегда нежный и теплый. Да, Паэль умела прятать свои чувства за масками, но, в чем стоило отдать ей должное, так это в том, что она никогда не опускалась до прилюдного выражения чувств. Она могла откровенно пренебрегать и ненавидеть наедине, но никогда на людях, ведь это не соответствовало правилам поведения в высшем свете, которые она неукоснительно соблюдала и требовала соблюдать других. Инар им следовал, Тея — нет. Она делала все возможное, чтобы разозлить мачеху, а та, в свою очередь, делала все возможное, чтобы принцесса никогда не чувствовала себя частью Правящего Дома. И ей это очень хорошо удавалось.