Обидное чувство, особенно когда знаешь, что можешь себе это позволить, но времени в обрез и ты просто не успеваешь дойти до отделения банка, чтобы снять денег. Да и времени искать того, кого устроит обмен ордера на стоимость ниже номинальной, тоже нет.
- Нет, вы только посмотрите на неё, - летело мне в спину возмущенное фырканье кассирши. - Сама нарядилась-то как, а денег на билет нет. Практика у неё, видишь ли. Так бы и сказала, что из института выгнали, парень бросил, который обеспечивал, а в деканате пожалели, как малоимущую, выделили ордер на билет. Так нет же, подавай теперь экспресс!
У меня от такого бешеного полета фантазии дар речи пропал. Это же надо, до такого додуматься!
Народ в очереди стал подозрительно коситься в мою сторону.
- Прошмандовка! - взвизгнула какая-то скрюченная бабка из толпы, давая старт общественному негодованию.
Люди зароптали. Представительные господа и модно одетые дамы в одно мгновение превратились в сборище торгашей и сплетниц, вовсю обсуждающих одну отдельно взятую, шокированную студентку.
Какой-то хлыщ, одетый в жуткий полосатый костюм и криво сидящем на торчащих во все стороны вихрах котелке, вдруг вышел из очереди и вальяжно ступая, шагнул ко мне. Меня от одного его вида начало трясти.
- Может многоуважаемая "студентка" не откажет составить компанию благородному лорду? Мне ведь тоже на экспресс, - он попытался наклониться ко мне, но вдруг замер, шокировано уставился в моё лицо широко распахнутыми глазами, а потом как тоненько завизжит, - в-ведьма!
Понятно, меня опять выдали глаза. Весь гнев как-то вмиг рассосался, вместе с негодованием толпы, отступившей под суеверным страхом перед магически одаренными людьми.
- В отношении людей с магическими способностями и высшим образованием правильно будет использовать термин "маг". Особенно если их работа не связанна с банальным применением силы, - меня понесло.
Уже не обращая ни на кого внимания, я вернулась к кассе, где за стойкой сидела заметно посеревшая кассирша, нервно жующая свои морковные губы. Мимо притихшей толпы, недовольно шушукающейся о бессердечной сотруднице Имперских Железных Дорог и тихо молящейся себе под крючковатый нос старушке.
- Будьте так любезны, сообщите свои фамилию и имя, а так же занимаемую вами должность. Я буду вынуждена сообщить мэру города Железнокаменска причину своей задержки, - вынимая из папки чистый лист, теперь уже я позволила себе быть высокомерной и чертовски злой.
- Но ведь не я виновата, что вы опоздаете на поезд. Сейчас, сейчас, я вам билет пробью, и идите себе спокойно, - залебезила та.
- Да? Но я же обязана сообщить вашему начальству о том, что вы позволяете себе оскорблять пассажиров.
На кассиршу было жаль смотреть, но мне уже было все равно.
Меня подмывало, в любимых традициях моей мамочки, начать, высокопарно изъясняясь, объяснить всем тут находящимся, что, кто и почему тут прав, как мне на плечо легла чья-то рука.
- Будем считать, что я в курсе причины вашего опоздания, - чуть хрипловатый мужской баритон у меня над самым ухом, пробрал до печенки, заставив обернуться.
- Вы...?
Трудно было не запомнить это лицо, с которого на тебя пронзительным взглядом смотрят холодные глаза, синие, как дневное небо в ясный морозный день. Широкие, чуть заостренные скулы, высокий лоб, немного крупноватый нос (заметно, что недавно сломанный) и неожиданно чувственный изгиб сурово поджатых губ. Одет он модный в этом сезоне клетчатый, темно-серый костюм, совершенно неспособный скрыть суть хищника в этом мужчине. Высокий, он возвышался над толпой на целую голову. Имя этого человека три месяца назад прогремело на всю Империю, когда тот с триумфом вернул на юго-восточной границе покой и мир, выбив из приграничных городов янычар султана Урхаса и спас при этом множество жизней.
Воронов Владимир Юрьевич - полковник диверсионного корпуса, взявший на себя командование войсками после жуткого провала наступательной операции, в результате которой была убита или захвачена вся верхушка командования, и даже сам генерал Марксон (которого теперь по праву считали в народе бесполезным солдафоном). Он взял на себя ответственность за тысячи жизней мирных жителей и дал им то, что люди почти потеряли - собственные жизни. Его портреты вот уже несколько месяцев не сходили с главных страниц столичной прессы. Даже у нас, несмотря на сессию, всё общежитие оказалось заваленным газетами с репортажами о доблестном офицере.