— Да, дорогой, угадал.
— Расскажи, миленькая, про себя. Может, и я прозрею. Не вечно же мне оставаться дремучим. Гладь меня. Сегодня разрешаю. Гладь и рассказывай.
Росомаха долго смотрела желтыми печальными глазами на Медведя, потом, вздохнув, нехотя заговорила:
— Стоит ли мне вспоминать подробности жизни моей трагичной? В жизни нет ничего неизменного: все непостоянно и ненадежно. Все бежит и движется без остановки. То, что сегодня твое, — завтра может исчезнуть, и ты не успеешь назвать его своим. Сегодня ты на вершине, — завтра будешь внизу. Все в этом вечном и шатком мире зависит от случая.
Была я богиней. На небе. Живым золотым изваянием ходила рядом с солнцем. Глядя на лицо мое сияющее, на грудь высокую, на стан мой тонкий, кичливые боги стыдливо опускали вороватые глаза, волочась за мной по звездным дорожкам.
Была я женой Тапал-ойки — первого помощника верховного бога Торума. Правил миром не Торум — владыка Земли и Неба, всем миром крутил Тапал-ойка, мой муж. Все молитвы сначала к нему поступали. Владычицей чувствовала себя и я. Окружали меня друзья и богатство. Изобилие друзей и поклонников дарило мне призрачно-блаженные сны и крылатую радость. Счастье, игравшее рядом со мной, казалось вечным. Я изумлялась своей Судьбе, не задумываясь, куда может привести это бездумное счастье. Судьба долго-долго льстила мне светлой улыбкой. Но она, коварная, лаская меня, готовила мне иную участь.
Мой муж, правитель Неба, верный пес верховного бога, служака и раб, жаждал иметь себе подобных. Но я никак не могла родить ему сына. Посчитав меня бесплодной, разгневавшись, в один сумрачный вечер он сбросил меня с неба. И я стала — росомахой. Понимаешь, Медведь, как я была наказана. А ведь мной всегда владело честолюбие, и только оно поддерживало во мне память о том, кем я была.
Истинное честолюбие — это страстное стремление к воплощению своего «я» в деле, которому ты служишь. Это мечта о подвиге, в котором бы «я» смогло шагнуть далеко за пределы краткой личной жизни. Это борьба, беспощадная и бескомпромиссная, против временности и бренности всего существующего — гордое желание подчинить себе природу и заставить ее сохранить в себе отпечаток могучей личности, сознающей себя необходимой, правоспособной и сильной.
Ах! Теперь уж я всего-навсего росомаха, а ведь была я богиней. И какой!.. Ты, Медведь, представить себе не сможешь!..
Да, была я богиней, теперь росомаха, а завтра, быть может, травою стану, а может, снова богиней. Вот только б найти мой образ, мое легендарное золотое изваяние!.. Ты, Медведь, коренной житель этой тайги, не видел где-нибудь «Золотую бабу»?
— Никакой бабы я не видел. Ни золотой, ни деревянной, — отвечал Медведь, постанывая от боли.
— Найти бы мне ее. Да быстрей войти в свой золотой, божественный образ! Ты не можешь представить, дорогой, как надоело быть коварной и злой росомахой! Или кто-нибудь убил бы меня, что ли! Может быть, я тогда снова обратилась бы в богиню. И тогда я не стала бы больше кривляться… Ах, как я наказана!
Выслушав Росомашью исповедь, Медведь чуть не расчувствовался. Его круглые дремучие глаза потеплели. В них, кажется, в одно мгновение даже что-то шевельнулось. Но, увидев перед собой Росомашью морду, он вдруг словно пробудился от сна и, оттолкнув от себя легким движением лапы Росомаху, пробурчал:
— Ишь ты какая! Колдунья! Чего еще захотела!..
Отлетев в сторону, как пушинка, Росомаха испуганно озиралась по сторонам, не понимая, почему Медведь, только что ласкавший ее, так грубо оттолкнул.
— Околдовать меня, самого Медведя, хозяина тайги! Да знаешь ли что!.. Катись-ка ты в сторону, откуда явилась! А то косточек не соберешь — лапа-то моя еще медвежья!..
Треснула веточка. Росомаха исчезла. Будто ее и не было. Выбравшись из-под коряги, Медведь грузно зашагал по тайге, переваливаясь с боку на бок.
Желтые Росомашьи глаза, в которых только что играла жизнь, горя то ненавистью, то животным удивлением, потухли.
И лось уже не вздрагивал. Соперники успокоились. Они, окровавленные, лежали на белой поляне. Один большой, другой маленький. Маленький убил большого. И такой невзрачный зверек съел бы такого гиганта, если бы не Сергей. Такова росомашья натура…
Лось — краса тайги. Он могуч и силен. Величавее его, кажется, никого нет во всем таежном мире. Медведь и тот надает замертво от удара его раздвоенного копыта. А росомаха — зверюшка по сравнению с таежным великаном — в поединке вышла победительницей. Почему? В любой борьбе, наверное, нужна не одна сила!
А росомаха довела до гибели своего соперника просто. Ильля-Аки не раз рассказывал про ее проделки. Высмотрит она зоркими глазами лосиную тропу. Вынюхает каждый след, каждое дерево, под которым любит он постоять и полакомиться. Притаившись на густых ветвях такого дерева, росомаха терпеливо ждет, когда величественные рога подплывут под ветви. И тогда она прыгает на широкую спину лося, припадает к голове и острыми когтями маленьких, но проворных лап царапает глаза, вырывая их с нервами из глазниц.