Роза вышла из машины, на которой ее привез обратно тот же инспектор не инспектор, возле офисного здания, где располагалась ее контора, и поднялась на лифте. О том, что к ней собиралась заехать Ри, Роза, конечно, уже забыла, а вспомнила, когда увидела в приемной, и немного опешила, потому что утром с Ри договаривалась о встрече одна Роза, а теперь приехала уже совсем другая.
— О, привет! — сказала она, пряча натянутость за чересчур радостной улыбкой, с какой тут полагалось разговаривать с клиентами, — Ты давно ждешь? Извини, вызвали… Пошли в кабинет. Никита, чай! Ведь ты чай пьешь?
Ри, давно не видевшая Розу, опять удивилась про себя, до чего же все они разные в суде и за его пределами, каждый из другого мира, как объяснил Журналист.
— Кого видела из наших? — продолжала тараторить Роза, расставляя ударения так, как будто говорила по-английски. — Как думаешь, в понедельник все соберутся? Говорят, Океанолог в экспедицию уезжает. Жалко. Продержимся, как ты думаешь?
— Не знаю, — пожала плечами Ри, которую, в общем, сейчас уже мало волновала судьба подсудимого как такового. — Я думаю, главное — собраться.
— А что ты звонила? — осторожно спросила Роза.
— Тут такое дело, — сказала Ри, немного замявшись. — В общем, деньги нужны, три штуки долларов. Тысячу Журналист дает, и я штуку, я два платья по пятьсот продала, хотя они стоили тысячу триста, ну и с тебя тысяча. Ты уж извини.
— Постой, а для чего это? — спросила Роза.
— Для Анны Петровны, — пояснила Ри. — У нее сын наркоман, его в клинику надо положить лечиться, я ей обещала.
— Понятно, — сказала Роза. — Значит, ты ей пообещала, добренькая ты такая, а я-то тут при чем? У меня свой сын, между прочим, есть, я тоже его одна ращу, и какое мне дело до сына Анны Петровны?
— Ну извини, — еще раз повторила Ри. — Но больше не у кого попросить, я уже думала.
— Да не извиню, — сказала Роза. — Совсем вы все там с ума посходили друг с другом. Мы что, теперь так и будем навек?
Ри еще раз сказала: «Ну извини» — и сделала попытку подняться.
— Погоди, — сказала вдруг Роза, — А как я это по бухгалтерии проведу, ты можешь мне сказать? Или мне прямо из кармана вынуть и отдать Анне Петровне?
Ри молчала, но и не пыталась больше встать.
Роза подумала, что если бы пришлось давать налоговой инспекции взятку, а не откупаться от них другим, нетрадиционным способом, то такая сумма, как штука, там бы просто растворилась, незамеченная. А Анна Петровна, тетка злобная и малосимпатичная, тем не менее, ей, несомненно, ближе, чем налоговый инспектор. И можно будет поставить эту штуку в счет Лисичке. Анна Петровна в любом случае по злобе будет голосовать за обвинительный, но можно будет представить дело так, как будто это она ее подкупила. Лисичка штуку, конечно, не вернет, но это как бы зачтется и будет справедливо.
Подумав так, Роза сказала:
— Ну ладно, надо так надо. Завтра штуку к тебе на дачу привезу. Мы же завтра собираемся на шашлыки, как в прошлый раз?
— Спасибо, — с умилившей Розу искренностью сказала Ри. — Я знала, что ты нас не оставишь в беде.
Суббота, 29 июля, 2.00
Анна Петровна все глядела на часы в кухне, дожидаясь сына. Был третий час ночи, и, чтобы нервничать не так сильно, она вязала свитер. Она вывязывала уже грудь: на синем фоне сами собой уже начали расти под спицами Анны Петровны зеленые водоросли, появился первый красный плавник и желтое брюшко рыбки.
Наконец защелкал замок в двери.
— Поди сюда, — сказала Анна Петровна, пытаясь заглянуть ему в глаза, — Кололся?
— Ну, кололся, — сказал он, избегая ее взгляда, — Если бы я сегодня не укололся, я бы корчился там, на кровати, а может быть, вообще бы уже умер.
— Ты будешь лечиться?
— Что ты глупости говоришь, мать, — сказал он. — Откуда у нас на это деньги?
— Завтра у меня будут деньги, — твердо сказала она. — А во вторник к девяти мы поедем в центр, нас там уже ждут, Ри договорилась.
— Кто такая Ри? — спросил он, впрочем, миролюбиво.
— Ну, Марина, это неважно, — сказала она, — Слушай, Паша, внимательно. Мне в суд в понедельник в десять, я не успею предупредить, а во вторник к половине одиннадцатого, поэтому ты не дури. Поедем во вторник к девяти с деньгами, я тебя сдам, а сама поеду судить. Я, сынок, душу дьяволу продала за эти деньги, и ты будешь лечиться, а я буду судить.
— Ладно, — сказал он как-то не очень серьезно, пожав плечами, — В понедельник еще ширнусь напоследок, а там хоть и в центр. У тебя нет четырехсот рублей?
— Нет, — сказала она, — Ни хрена у меня нет, ты еще вчера последние четыреста проколол. Но завтра у меня будут деньги, я отнесу их сразу дяде Вите, там уж ты их не достанешь, а во вторник раненько заберем и к девяти в центр.