— Ты что? — испуганно посмотрел на него Тульский. — Слушай, может, водочки возьмем? И шашлычку, как в прошлый раз?
— Шашлычку можно, а то у меня дома шаром покати, — безразлично согласился Зябликов, — А водки я не хочу, толку в ней нет.
Тем не менее, когда официант принес графин, он тоже дежурно опрокинул рюмочку, и под ее влиянием мысли его вернулись к докторше из Слепцовска.
— У той тоже халат был белый, чистенький, а лифчик тоже почему-то синий она носила, нарочно, что ли, чтобы внимание привлечь. Привлечет — ты только взглянешь, а она — фыр!.. Мол, неприступная сама. А на самом деле…
— А, знаю, кажется, видел, когда кого-то навещать заходил, — сказал Тульский; глаза его заблестели, но только лишь от водки, а не от каких-то таких воспоминаний. — Я таких бронетанковых никогда не понимал, женщина должны быть изящная, маленькая…
— Ну не скажи! — с жаром возразил Майор. — Конечно, в маленьких тоже есть своя прелесть, — добавил он еще, вспоминая веснушчатую шею Хинди, — но куда уж мне теперь с изящными — с одной-то ногой. Но и крупные — эти тоже…
— Ну а ты возьми и трахни эту прокуроршу, если тебе так уж хочется, — подвел итог Тульский, наливая по второй. — Она же такая же самая.
— Ты что, я же присяжный! — сказал Зябликов, — Скажешь тоже: прокуроршу!
Среда, 28 июня, 19.00
Хинди в своих старых круглых очках, делающих ее еще больше похожей на школьницу, вела Актрису по территории клиники неврозов торжественно, как в музеях водят только иностранных послов. Нервные больные, самые обыкновенные, впрочем, на вид, тоже глядели на них с соответствующим выражением на лицах.
— Вот, там у нас лечебный корпус, там бассейн, а мы идем в главный корпус…
Больные, одетые кто во что и вышедшие поддеревья между корпусами по случаю лета и вечера, почтительно здоровались с Хинди и спрашивали:
— Что-то вас не видно, Тамара Викторовна! Вы когда к нам вернетесь, Тома?
— Любят они вас, — уважительно сказала Актриса.
— Как коровы доярку, — сказала Хинди, уже нажимая на кнопку лифта. — Она же им сена дает. Что ж им меня не любить? А вот так, чтобы… Ну ладно, что это я.
Она велела Актрисе снять блузку и бюстгальтер и уложила ее на массажный стол. Спина у Актрисы была в прекрасном состоянии для ее возраста: кожа гладкая и ни капли жира. Хинди даже ахнула от восхищения, сняла очки и принялась влюбленно, но вместе с тем и деловито и привычно, как доярка теребит сиську коровы, массировать эту спину.
— Ух ты! — сказала Актриса. — У вас же ручки с виду совсем детские, а спину мнете, прямо как танк.
— А я, знаете, тоже так горжусь, что с вами познакомилась, — сказала Хинди, — Ну где я еще могла бы с вами познакомиться? Надо же, в суде!
— Да уж, компания, в самом деле, удивительная, — сказала Актриса. — Я бы всех актеров специально направляла в присяжные, особенно начинающих, а то они людей-то не видят нормальных, играют черт знает кого. А тут люди настоящие, живые. Вот Старшина наш, или Океанолог, или Ри… Что вы ее все время дразните, милочка? — Актриса попробовала повернуть голову, но не смогла.
— В ее лице есть что-то порочное, — торжественно объяснила Хинди, которая, видимо, и сама искала ответ на этот вопрос и сформулировала его вот так.
— Что вы, это у нее просто губы такой формы, и она их неправильно красит, — засмеялась Актриса. — Хотите, я ей покажу, как надо красить, и у нее сразу будет, наоборот, просто ангельский вид? Лицо очень легко изменить, это же не душа, а я понимаю в этом толк. Ей же и так, наверное, нелегко жить с такой внешностью…
В кабинет заглянул человек в белом халате, может быть даже доктор, который бросил Хинди сердито:
— Ты когда на работу выйдешь, Скребцова? Халтурить вот есть время!
— Это не халтура, — сказала Хинди, обиженно щурясь на него, — Это присяжная из суда, у нее позвоночник, имеем право. Вот кончится суд, и выйдем тогда на работу.
Человек в белом халате, впрочем, даже не выслушав ответ, уже скрылся.
— Ей с ее внешностью трудно жить! — продолжала прерванный разговор Хинди, изо всех сил растирая своими маленькими кулачками спину Актрисы, — А мне с моей каково!
— Да у вас прекрасное лицо, милочка! — сказала Актриса, — Честное слово, я вам совершенно не льщу. Главное, что вы добрая. Просто вы еще не нашли себя, но это все еще будет. И хорошо, что те розовые очки разбились, в этих вы гораздо больше на саму себя похожи. Вот что главное, милочка: надо быть похожей на саму себя.
— Как хорошо, что вы мне об этом говорите, — сказала Хинди. — Спасибо! Трудно все-таки быть актрисой, наверное…
— В смысле на сцене? Нет, не трудно, — сказала Актриса, подумав, — В жизни вот трудно бывает иногда. Ведь главное — быть всегда похожей на себя, и в этом, если хотите, наша честность. А представляете, как трудно это актрисе?