Всего-то и нужно было — приложить левую, разрушительную руку к двум проводам, тянувшимся к северному и южному «полюсам» волшебного шара.
Маркшейдер Вольф с гордостью сообщил, что это «дистанционное оружие» подарил ему сам Никола Тесла.
Александр Македонский, стоявший тут на подхвате, что-то веско сказал.
— Его высочество завидует тебе, Никита, — почти с романтическим немецким пафосом перевел Вольф.
— Нечего завидовать, — огрызнулся Кит… и нашел последний способ, как бы увильнуть и переложить ответственность на кого-нибудь другого: — Я свою силу не контролирую. — Он помахал левой своей рукой, как чужой. — А вдруг и «Лебедь» того… грохну ненароком. Вместе с князем… И большим, и маленьким… Там еще Евсеичи. Механик… Прислуга еще. Женщина, между прочим.
Детей на борту Кит не припомнил… а Лизу поостерегся упомнить.
— Продумано и учтено, — был готов и к такому ходу дедушка Вольф. — Я установил на «Лебеде» приемник энергии, который можно назвать «громоотводом». — И указав на разрушительную руку прапраправнука, добавил внушительно: — Из того же материала, что и твой браслет.
Деваться было некуда.
Глядя на своего предка — прямого и острого умом, холодного и уверенного в себе, как тот же громоотвод, готовый принять удар любой молнии, — Кит вдруг подумал: вот такие уверенные в себе гении и создавали когда-то атомную бомбу, ломая голову над высокой физикой расщепления ядра и не беря в голову, кто и куда эту их смертоносную болванку сбросит… И вдруг почувствовал себя виноватым за весь свой род… и даже за всё человечество!
— Прости, — услышал Кит совершенно неузнаваемый голос «сестренки».
Он повернулся к ней и не поверил не только своим, но и ее глазам: в них стояли настоящие слезы. И сквозь сапфирики слез так и искрили ее жгучие угольки.
— За что?! — опешил Кит.
— Не знаю… За то, что тебе, наверно, сейчас ужасно и больно на душе, да? — проговорила она тихо. — За весь этот мир. Мы когда-то приложили руку к тому, что в нем произошло… Мы, Охотники За Мирами.
— Еще минута высоких сантиментов — и мы рискуем потерять выстроенную анфиладу, — сдерживая гнев, тихо констатировал Вольф. — Её перекосит! Никита, делай выбор. Или — мы. Или — нас.
И вдруг заговорил принц Александр, который тут, несмотря на то, что был самим Александром Македонским, всё ошивался на вторых ролях, в подпевке.
И говорил удивительно долго — секунды четыре.
— Аннушка, переведи, — взмолился Вольф. — А то мне, злодею, внучек, чего доброго, не поверит.
— Его высочество сказали, что, если ты… упираешься, как осёл, — проговорила Анна, не вкладывая в перевод ни йоты эмоций, — то у тебя должна быть очень веская причина пожертвовать своим дедом и великим делом.
— Правда, определение «великий» стояло при другом слове, — скромно уточнил Вольф, — по суть верна. Принц всё понял без перевода, глядя на тебя, дорогой внук.
— Да я, вообще, пофигист. Мне, вообще, по фигу! — разозлился Кит…
Тут-то наблюдательный принц и всунул ему в руку концы проводов, тянувшихся к полюсам шара.
Кит взялся за них, не успев остыть. И все произошло в один миг. Бронзовые «оливки» вспыхнули и распались искорками.
— Двумя врагами меньше, — удовлетворенно кивнул Вольф. — Они даже ничего не успели почувствовать.
Зато Кит успел почувствовать — будто из него вынули все внутренности, а на их место стали заливать тяжелый ледяной свинец.
— Лучше бы не говорили, — пробормотал Кит, сглатывая тошноту.
А Вольф шумно и очень часто захлопал в ладоши. Но это были не аплодисменты внуку, одним махом — даже без всякого маха! — уничтожившего два сторожевых геоскафа… Просто он отвлекал его от всяких угрызений совести.
— Время! Время! У нас его с гулькин нос! — покрикивал он. — Аннушка, готовься. Пока князя Георгия отвлекли вспышки, ныряй. Включаю защиту! Открываю шлюз!
Было мановение руки фокусника. Никаких старинных кнопок и рычагов!
И по чудодейственному мановению руки фокусника в стене стала раскрывать большая — в человеческий рост — диафрагма.
— Никаких кнопок! — с гордостью заметил Вольф. — Фотоэлементы. У вас позаимствовал технологию дистанционного управления.
Открылось окно прямо в ад. Магма слепила и жгла подземным огнем — густым, вязким, плавленым, текучим, напоминающим поверхность Солнца… Если только не думать, что это была преисподняя.