— Пока, братишка!
Анна подошла к Киту. Такого его, ослепленного адской магмой, она воздушно обняла, жгуче поцеловала в щеку.
— Увидимся у тебя.
— Будь, как дома, — тупо пробормотал Кит.
— Еще как буду! — задорно пообещала-пригрозила сестренка.
А потом она легко разбежалась, оторвалась от земли… то есть от пола рубки управления — и чудесной ласточкой, несгораемым стрижом, раскинув руки, вошла в пике — прямо в магму! И пропала в ослепительном огне!
— Красота! — восхитился Вольф. — Теперь твой выход, внук!
Когда Кит, отвернувшись от пекла, прослезился и справился с ослеплением, он увидел перед собой всплывший из-под пола постамент с… чем?! Со знакомым до боли дивайсом!
— Заводи пластинку сам, — была команда. — Ты уже умеешь.
Пластинка напомнила Киту о белке в колесе. Смириться, что ли, с ролью белки?
Принц Александр шагнул к соратнику по войне-борьбе со вселенским Злом, как всегда властно и крепко приобнял, дохнул в ноздри Кита ароматом бескрайних, завоеванных им в будущем прошлом просторов, пожелал помощи языческих богов — Зевса и почему-то Гермеса.
Кит заметил краем взора, как дедушка Вольф снисходительно поморщился.
— Ставь пластинку. Нашего времени — уже совсем на донышке.
Кит поставил. Завел. Опустил иглу. Ту самую. Типа, волшебную. Выкованную одноногим прапрадедом… Все сделал без чувств, как отстойный киборг старой модели.
— А вот теперь Ангела-хранителя в дорожку — сказал дедушка Вольф. — С Богом! Хоть и не крещеный ты…
Обнимать внука и целовать его, отправляя далеко — в его родное неведомое, — он, как истинный немец, даже не собирался. Только перекрестил — на дорожку. Движение его могущественной руки, увиденное Никитой уже из тормозящего времени, было очень плавным, весомым, поистине торжественным — по-настоящему священным. Кит вдруг впервые в жизни подумал, что крестное знамение, оберегающее человеческую душу во Вселенной, таким и должно быть — грозно входящим в реальность не из времени, а из Вечности.
Он даже сказал «спасибо» деду. Но, наверно, поздно.
— Рад тебя видеть.
— Я тоже.
Кит огляделся. Пижонский, аристократический кабинет князя Георгия, он же капитанская каюта «Лебедя», выглядел безупречно. Все дорогие и изысканные штучки-дрючки — настольные бронзовые часы с императором Наполеоном при сабле и его конем под ним, бивень любимого мамонта и все такое — были на месте. Даже модель «Лебедя» в огромной стеклянной колбе — сверкала новизной.
— Как новенький, — заценил Кит.
— Кто бы знал, что маркшейдер Вольф раскается и станет нашим союзником, — признательно заметил князь Георгий.
Однако же князь сказал о дедушке Вольфе так, будто собственноручно проводил его вербовку. Сам он в своем новеньком мундире и немыслимой адмиральской фуражке с кокардой в виде лебедя, грациозно раскинувшего крылья, выглядел так, как и полагалось выглядеть славному адмиралу при Трафальгаре, Саламине, Синопе и прочих великих морских сражениях в Истории Человечества.
— Ага, — искренне согласился Кит.
— Он сказал, что удастся отправить тебя, минуя сороковые годы. Самую большую войну… При случае выскажи ему мое признание за вооружение. О таком я даже не мечтал.
— Дед знает, что делать.
— Кто?!
Кит спохватился. И ужаснулся.
— Мороз… — нашелся он. — Он же как Дед Мороз. Вот подарил тебе новенький геоскаф. На Новый Год.
Князь уже заводил пластинку на своем экземпляре граммофона времени. И от удивления весь замедлился, будто уже поддался трансформациям времени.
— Подарок соответствует перспективам нового, одна тысяча восемнадцатого года от Рождества Христова, — аристократически высокомерно, но все же искренне признал он. — По крайней мере, компенсирует… Мне нечем ответить. Признаю.
Старая пластинка завертелась.
— Будь осторожен, Никита, — предупредил князь. — Эта ведьма идет по твоему следу. Но теперь у меня есть вооружение.
— Она — человек! — не сдержался Кит. — У нее есть душа. И она… она тоже будет на нашей стороне.
— Милые сказки моей доброй сестрёнки, — величественно, как памятник великому полководцу, усмехнулся князь Георгий и опустил иглу. — С Богом, соратник! Я тебя прикрою.
Из замедленного времени Кит мог вглядываться в замиравшего по ту сторону реки времени князя, смотреть в его благородные глаза и с острой болью осознавать — вот перед ним стоит друг, готовый отдать за него жизнь, соратник, брат девчонки, которую он, Кит… да-да-да! И одновременно — в эту эпоху — главный враг! Личный враг. Практически кровник! Удивительная штука — жизнь!