Гул стал тише: видно, «Петровна», покинув опасное место, стала подниматься медленнее.
— Прошу вас, Никита Андреевич, — указал полковник старой охранки на соседнее кресло. — В вас малый вес, аппарат не накренится… — И осторожно глянул на княжну. — Не ошибаюсь, Елизавета Януариевна?
— Не ошибаетесь, — строго откликнулась Лиза.
— Вот. Хозяйка позволяет. Садитесь.
Кит осторожно перешел на другую сторону — и утонул в кресле.
— Шинель лучше не скидывайте, в облаках станет попрохладнее. А вот эти ваши… не знаю, как их назвать… — Лев Константинович кивнул на Китовы кроссовки, всем они тут дались! — Можете сейчас сбросить пока и погреть ноги об теплый пол. Небось, окоченели?
Надо же, какой заботливый стал злодей!
— Ничего. И так сойдет, — ответил Кит.
И вправду, пол был с мощным подогревом: ступни, онемевшие на морозе, дали о себе знать, грелись и слегка поламывали, словно постанывали от удовольствия.
Лев Константинович, тем временем, открыл свою «тумбочку», засунул глубоко руку, достал плоскую фляжку и, с очень занятым видом отвинтив крышку, сделал большой глоток. По запаху, отхлынувшему в стороны, это был несомненно какой-то дорогой коньяк.
— Вам позволю себе не предложить, — сказал он, с довольной хрипотцою и свежим блеском глаз. — А вот чай скоро будем пить… Потом немного наберёмся терпения. Сейчас лететь в Москву нельзя — встретят пушками… как я вас тогда… — Лев Константинович пожмурился, будто едва не прослезился, вспоминая свое время, славные деньки. — Отсидимся в тучах, ночью сядем, и тогда я отправлюсь выручать князя… Есть у меня свой человек в самом сердце у большевиков.
— А зачем им Жорж? — спросил Кит, уже зная ответ наперед… но так, на всякий случай.
— Им не он нужен, а ваш боевой корабль… да и прочие изобретения, в которых старшего князя подозревают, — ответил Лев Константинович с доверительным уютом в голосе. — Не беспокойтесь. Сразу пытать не станут. Не меньше суток будут по шерсти гладить, агитировать за власть советов, за светлое будущее, звать на службу новому миру, потом бессонницей помурыжат… Время есть… если только княжич не станет слишком зубы скалить и огрызаться.
Он осторожно глянул на княжну. Лиза, надо полагать, и бровью не повела. Ухом — точно.
Лев Константинович немного помолчал, а потом сказал очень низким голосом, даже не глядя на Кита:
— А ведь вы, Никита Андреевич, вероятно, только что спасли мне жизнь, которой, хоть и немного осталось, но еще нужной… Надо же! А ведь я в вас когда-то стрелял сам… Чудны дела Твои, Господи. Вразумляешь нас, грешных…
Он резко скинул фуражку на тумбочку и перекрестился. А потом весело кивнул Киту, качнулся боком в его сторону, сказал:
— Значит, за ваше здоровье, Никита Андреевич!
…и сделал глоток поменьше.
Фуражка полковника оказалась на тумбочке рядом с кадетской фуражкой, как бы принадлежавшей Киту. Будто первой на дружбу набивалась. Полковник тоже это приметил и, усмехнувшись, посмотрел на Никиту пристально — по-полицейски, хотя и по-доброму вроде как.
— А вы, Никита, весь холодным фосфорическим сиянием исходите, — тихо проговорил он, едва перекрывая гул двигателя. — Это в вас проклятые вопросы, как гнилушки ночью, светятся. Спрашивайте смелее. Теперь есть время отвечать с чувством, с толком, с расстановкой…
Если бы Кит посмотрел на себя в зеркало, то увидел бы, что смешно хмурится и надувает губы… Ну да, как же! Вон Жорж тоже предлагал задавать прямые вопросы, а чем дело кончилось.
— На самый деликатный вопрос я, пожалуй, отвечу загодя, — сказал полковник и нажал на рычажок на задней стороне тумбочки.
Из потолка, справа от дверцы, вдруг вывалилась, растянулась и уперлась в пол большая, круглая гармошка из фольги на кольчатом каркасе. В ней защелкало, и она еще немножко расширилась у основания.
— Поднебесные удобства, можно так выразиться, — уклончиво, но ясно объяснил полковник. — Когда прикажете, покажу, как войти… А теперь перейдем к материям отвлеченным.
И замолк.
Однако Никита все не порывался узнать правду-матку. Он бы и задал насущный вопрос. Всего один-единственный. Но не полковнику, а Лизе. Глядя ей в глаза, а не на ухо, как сейчас. Но Лиза сосредоточенно двигала рычажки, держа одной рукою штурвал, следила за циферблатами, поглядывала в более широкое капитанское окно-иллюминатор. Наружи было пасмурно и бело… То ли вправду княжна была по уши занята, то ли все еще привыкала к присутствию Кита, как и он — к ней, и тоже собиралась с духом.