Я уже писал тебе про таинственный стук, который я слышал вскоре после моего приезда. Его я слышал не один раз; позднее бывало, что слышал его яснее. И вот, один раз — я услышал его особенно ясно… Я открыл двери — никого… Прислушался. Часы пробили десять. Послышались три удара и, мгновенно, в темноте вспыхнул свет… Я не знал, что это такое: или молния, или луч луны? Мне недолго пришлось размышлять: вновь послышалось несколько ударов. Мне показалось, что они повторяются через равные промежутки времени. Я стал считать про себя. 1, 2, 3, 4… 10… 20… 25… Когда я досчитал до 30, сухой, короткий треск нарушил тишину и передо мною вспыхнула молния. Я остолбенел. Так и продолжалось: удар — тишина; удар — молния… Снова тишина… Снова удар. Наконец звуки начали, как будто, слабеть. Часы пробили половину. Все стихло.
Тебе, в твоей комнате, в окна которой долетает шум большого города — легко смеяться над моим страхом… Но если бы ты был здесь, ручаюсь, что и у тебя волосы поднялись бы на голове, как и у меня — перед ужасом непонятного. После этой ночи я переселился в первый этаж — здесь, мне казалось, будет надежнее. Неделю ничего не было и я стал немного успокаиваться, как вдруг как-то ночью меня снова разбудили эти удары, и сквозь щель в дверях я увидел, как вспыхнул свет. Я подумал, что это чьи-то шутки. Я обшарил все углы, отодвигал шкафы… ничего. Первый удар разбудил меня в половине второго; в два часа все затихло. Я не ложился больше спать. Я ожидал рассвета.
Сегодняшней ночью я зажег все лампы, приготовил револьвер и стал ожидать. Когда стрелки приближались к половине второго, я был уверен, что сейчас услышу… Но напрасно… Тишина… Я перевел дух. И вот, в два часа послышались удары и шипенье. Я сорвался с места, подскочил к дверям и внезапно распахнул их. Ветер влетел в комнату и лампы погасли… Я остался в темноте и с замиранием сердца слушал страшные удары и видел свет, который трепетал в сенях. Я видел его, как сейчас вижу буквы, которые пишу, хотя и отказываюсь верить… Это ужас и ужас сверхъестественный. Чтобы зафиксировать мои впечатления, я буду писать дневник. Может быть, ты получишь его когда-нибудь».
Дневник был приложен к письму… Если только можно назвать «дневником» этот горячечный бред… Неизвестные удары и вспышки света в представлении моего приятеля постепенно материализовались и он называет их: «они». — «Они пришли», «они хотят моей смерти» и т. д.
Кончался «дневник» так: «Сегодня „они“ придут в половине девятого… Я изучил „их“… Я знаю и заранее могу высчитать минуту, когда „они“ постучат в мою могилу… Здесь есть определенная прогрессия. Время „ихнего“ прихода закономерно передвигается… Вчера „они“ стучали в восемь… Какой демон мучит меня? Лучше покончить все разом…»
Дочитав письмо, я понял, что дело плохо. Я решил, что приятель мой сошел с ума. В тот же вечер я выехал к нему, отложив все дела.
В полдень я был уже в селе. Шел дождь и все казалось мне таким же самым неприветливым, как и в первый раз. Через полчаса пути я увидел дом. Вокруг все было тихо и спокойно. На мой стук в двери вышла старая служанка, очевидно? Жермен, о которой писал приятель. Она неприветливо посмотрела на меня и спросила, что мне надо. — Казалось, она не хотела впустить меня и потому я, оттолкнув ее плечом, вошел. Продолжая держаться за двери, она повторила:
— Чего вам надо?
— Я хочу видеть вашего жильца.
— Вы не увидите его, — ответила она, покачав головой.
Мне показалось, что приятель умер…
— Разве случилась беда?
Она снова покачала головой.
— Не думаю, еще сегодня я слышала его голос, но, верно, вы его не увидите.
Я вздохнул с облегчением. Ну, тогда я его увижу.
Она показала рукою на крыльцо. Я поднялся на него и остановился перед обитыми железом дверьми. Паутина заплела их по углам, как будто их давно не открывали. Я постучал, но не получил никакого ответа. Тогда я постучал сильнее и услышал ответ: — Кто? — Когда я назвал себя, то услышал, как голос задрожал:
— Зачем ты здесь? Откуда? Я не тот, за кем ты пришел… Иди себе.
— Отопри, черт бы тебя забрал!.. Ты писал мне, и я приехал, чтоб увидеть тебя.
Двери открылись и я увидел бледного, исхудавшего, давно небритого человека с пылающими возбуждением глазами, в котором едва узнал своего приятеля. Несколько минут мы молча смотрели один на другого.