Пальцы застыли над клавишами. Что, если слов недостаточно?
Вспоминаю день нашей встречи. Я пришла, чтобы получить должность. Он проводил собеседование, и все, о чем я могла думать, — это строчка из объявления о работе: Позиция ЛА предполагает работу в тесном контакте с директором. С ним. В тесном контакте.
Он олицетворял спокойствие и умиротворение — все то, чем я не могла похвастаться. Взгляд серо-голубых глаз, одновременно горящий и мягкий. Четко очерченная квадратная челюсть. Непослушные, с золотистым отливом волосы. Я не могла отвести взгляд от этих глаз. Я вижу их и сейчас. Даже когда другие детали забываются, это — никогда. Слишком часто я в них смотрела. А они — на меня.
Я была потрясена признанием, что он женат, и готова уйти сразу же. Но он сказал: Не надо. Они жили как соседи. У него были дети, но он редко с ними виделся, жена встречалась с другим мужчиной, и его они называли папой. Это разбивало ему сердце. И я полюбила его еще сильнее.
Неужели я такая, как все?
Неужели я была одной из тех любовниц, что живут в ожидании развода?
Он уверял, что развод невозможен. Он был важной персоной, а его жена — Грейс Кэллоуэй, телеведущая и знаменитость. Как бы она ни была привлекательна, известна, он проводил ночи со мной. Это неправда, — говорил он, — в этом нет ничего настоящего. Я цеплялась за это. Он нуждался во мне. Я дарила ему силы. Не давала сойти с ума.
Ночи без него были ужасны. Я лежала без сна, представляя себе его в доме, где ему были не рады, его жену с любовником, их детей, не подпускающих его к себе. Представлять такое было проще, чем думать о другом: что они помирились, быть может, она приготовила ужин (его любимую сальтимбокку[16]), они выпили бутылку кьянти (как та, что нам принесли в том уютном итальянском ресторанчике под Лондонским мостом на мой день рождения), и она сказала, что хотела бы дать второй шанс их отношениям.
Он думал о детях. Не мог допустить и мысли о том, чтобы расстаться с ними.
Я стираю написанное. И снова пишу:
В тот самый момент, прямо перед ее смертью, Джеймс, она посмотрела на меня, и мне все стало ясно. Ясно, что она любила тебя, вы никогда не жили как чужие, вы были счастливы — во всяком случае, она так думала. Она была хрупкой женщиной, пережившей горе. Женой, матерью. То, что я совершила, было ужасно, чудовищно.
Я хочу, чтобы ты поговорил со мной. Чтобы позвонил. Чтобы сказал, что я ошибаюсь. Ты любил меня тогда и любишь сейчас и никогда мне не врал.
Где же ты? Мне не пройти через это в одиночку.
За мной кто-то наблюдает. Здесь есть кто-то.
Что мне ему сказать? Что сказать? Откуда мне знать, если ты не хочешь говорить со мной.
Слова Билл снова всплывают в памяти: Ты надеешься на его защиту? Ему все равно, Люси, плевать он на тебя хотел. Он повесит это все на тебя, что тогда?
В это все еще не верится, но как еще трактовать его молчание? Я не имею ни малейшего понятия о том, как он справляется. Похороны прошли, из мира дневных телешоу ушел траур, ее «Элегантного шефа» сняли с эфира и вскоре заменили шоу с другой очаровательной любительницей шоколадной выпечки. Остались только вопросы. Грейс Кэллоуэй пошла на самоубийство? Почему? Что могло заставить ее лишить себя жизни? Ведь у нее было все: идеальная работа, идеальная семья, идеальный муж. Ничего не разжигает интерес прессы так, как идеальные вещи. Покопаться в грязном белье и показать, что скрывалось внутри…
Это не сложно. Стоит явиться в офис, где змея Наташа выложит все после нескольких коктейлей, а утром осознает, что сболтнула лишнего, но не станет особенно об этом жалеть.
Я закрываю приложение, так и не отправив сообщение. Слезы застилают глаза. Все это бесполезно, я не знаю, что делать дальше. Я хочу позвонить одной из своих сестер, но от мысли, что придется все объяснять, у меня опускаются руки. Они не поймут. Им не нужна совершающая ошибки Люси. Всю их жизнь я была той, кто заставлял придерживаться правил, упаковывал обеды и жарил тосты, а они — теми, кто проверял границы на прочность, кто восставал против. Им полагалось развлекаться, ошибаться и следовать инстинктам. Я была человеком-функцией. И должна такой остаться.
16
Блюдо итальянской кухни, тонкий шницель из телятины или другого мяса с ломтиком прошутто и шалфеем.