Река блестит в сумерках, на травянистые берега опустилась тьма, но мост блещет огнями. На черном небе появляются первые звезды. Скрипачи возле Уффици играют классику, придавая моменту торжественности.
— Я бы посидел здесь, на воздухе. Что скажешь? — Джеймс притягивает меня к себе. — В последние дни я сидел взаперти.
Он касается моей щеки тыльной стороной пальцев. От интимности этого жеста мне становится больно — именно так он сделал перед тем, как поцеловать меня впервые поздним вечером в своем офисе, когда в нем больше никого не осталось. И точно так же, как тогда, я подумала: это сон?
Но все происходит наяву. Его губы находят мои, я слышу его запах, снова чувствую его прикосновение.
— Мне не хватало этого, — произносит он, прерывая поцелуй.
Я подношу к своим губам руку. Невысказанное переполняет меня, все мысли и эмоции прошедших недель — они так глубоко, что им нет пути наружу. Мне тоже не хватало всего этого. И только я знаю, как сильно.
— Не понимаю, — наконец удается произнести мне, — я думала, ты не хочешь больше видеть меня. Никогда. После случившегося… И всего, с чем тебе пришлось столкнуться.
— Ты что, шутишь? — Джеймс пристально смотрит мне в глаза; он похудел, скулы выпирают, квадратная челюсть поросла щетиной. — Люси, я держался подальше, потому что так было нужно. Господи, да и сейчас нужно, но я больше не могу. Вся эта эпопея с прессой только добавила мне решимости. Я не намерен отпускать то, чего хочу больше всего. Я хочу тебя. Всегда хотел.
Вот они, слова, которые я жаждала услышать. Мне бы обрадоваться, обнять его и уже не отпускать в полной уверенности, что теперь мы всегда будем вместе.
— Я не виню тебя в том, что сбежала, — продолжает он. — Я совру, если скажу, что сам не думал ни о чем таком. Это значительно все упростило бы. Но у меня были обязательства. Нужно было решить все с имуществом Грейс…
Это впервые он упоминает о жене. Я ищу эмоции на его лице — печаль или злость, что-то же должно быть. Но не нахожу ничего. Помню, каким стал папа после маминой смерти, как ушел в себя и не подавал виду, насколько ему тяжело. Возможно, Джеймс делает то же самое. Он произносит имя жены, как будто говорит о домашнем животном.
— Как твои дети? — спрашиваю я.
Джеймс вздрагивает.
— Держатся, — кротко отвечает он, затем его голос смягчается: — Дело не в них, Люси, понимаешь?
Он берет мою руку, переворачивает ладонью вверх и водит кончиками пальцев вдоль начерченных на ней линий. Раньше он делал так всегда, когда мы лежали в постели, делясь секретами.
— Дело в нас. Я приехал сюда, чтобы найти тебя, и рад, что снова тебя вижу. Это был рискованный шаг, но я хотел сделать его с первого дня, просто ставки были слишком высоки.
— Я думала, ты меня ненавидишь.
— Как ты могла такое подумать? Разве после всего, что было, ты не доверяешь мне?
После секундной паузы я говорю:
— Конечно доверяю.
— Тогда тебя не должно удивлять мое появление. — Он проводит рукой по своим золотым волосам. — Я столько раз хотел позвонить тебе, написать эсэмэску или письмо, что угодно. Мне было безразлично, что телефон может прослушиваться или что-то в этом духе. Ты слышала, что в одной газете пытались подставить меня? Как бы там ни было, сейчас я очень осторожен, назовем это так. Пока дело не касается чего-то, кого-то действительно важного для меня. Без тебя я прошел через ад. Вместо похорон вышел какой-то кавардак, Грейс была бы в бешенстве. Морепродукты, которыми там кормили, были на вкус как мел.
Я останавливаю его:
— Ты говорил, что вы живете как соседи.
Он хмурится:
— Что?
— Ты и Грейс. Ты говорил, что между вами ничего нет. Все время, что мы были вместе. А затем я узнала, что она любит тебя, любила до конца…
Он задумался.
— Мы договорились, что у каждого из нас своя жизнь, много месяцев назад.
— Но она так не думала. Так пишут в газетах.
Приходит очередь Джеймса перебить меня.
— Что? Пишут в газетах? — раздражается он. — Только не говори мне, что веришь каждому написанному там слову.
— Нет, но просто…
— Просто что? — его голос становится громче, лицо вытягивается, но только на миг. — Будет тебе, Люси. Ты не можешь так со мной обойтись сейчас. Я просто хочу быть с тобой, без допросов и давления. Этого мне хватает и дома. Я думал, ты мне обрадуешься.