Ты.
Перед ней, держа в руках свою кепку, стоял Гилберт Локхарт.
— Здравствуй, Вивьен, — произнес он. — Сюрприз.
Глава тридцать седьмая
На платформе не протолкнуться от путешественников, вокруг разносятся крики на итальянском, и в этой толчее я пробираюсь к своему вагону.
Собираюсь сесть в поезд, как вдруг внезапно кто-то хватает меня за ногу. Я спотыкаюсь, размахиваю руками, пока ладони не упираются в землю. Мне больно: наверное, повредила запястье. Сумка падает с плеча. Толпа рассеивается вокруг меня.
— Stai bene?[29] — спрашивает парень, проходивший мимо и остановившийся, чтобы помочь. — С вами все хорошо?
— Sí, grazie[30], — отвечаю я, поднимаясь.
Из вагона на меня смотрят люди. Мы собираем монеты, я благодарю его и засовываю их в карман.
Он входит в поезд передо мной, я собираюсь последовать за ним.
Но вдруг останавливаюсь.
Стою и смотрю. Вглядываюсь.
Знакомое лицо. Только… этого не может быть.
Сидит в третьем ряду, смотрит прямо на меня. Кремовая кожа, широко посаженные зеленые глаза, стекло между нами затуманивает ее черты, как на смазанной фотографии. Я хочу позвать ее, произнести это слово, заветное слово, первое, самое простое и естественное из всех, но ком в горле не дает издать и звука. Меня бросает то в жар, то в холод. Я верю и не верю. Этого не может быть. Это не она.
Мама.
Или просто кто-то похожий на нее. Женщина открывает рот, у нее доброе любящее лицо, такое, каким я его запомнила. Она произносит одно слово, и я понимаю его моментально. Изображение пропадает, затем появляется снова. Я хочу бежать к ней, но ноги не двигаются.
— Вы садитесь в поезд? — спрашивает охранник по-итальянски.
Я моргаю. Верчу головой. Он подает сигнал. Поезд трогается.
Мне едва удается дойти до зала ожидания. Мир вокруг больше не кажется реальным, небо и земля поменялись местами. Я как будто живу на обратной стороне луны.
— Люси!
Я не сразу понимаю, к кому обращаются, имя будто не мое. Затем оборачиваюсь и все возвращается в спокойное состояние. Это Макс.
Он быстро пробирается через толпу, взбегает по ступенькам, хватает меня за руку и тут же бросает ее. Выражение его лица сложно понять — смятение, облегчение, надежда. Я пытаюсь сосредоточиться. Это не могла быть она. Не могла.
Но это была она.
— Люси, слава богу, я успел, — говорит он, — ты не можешь уехать.
Я киваю. Губы мои пересохли.
— Я знаю. Она запретила мне. Она сказала остаться.
Он переводит дыхание.
— Кто? Вивьен?
Она была реальна, она была там — короткой золотой вспышкой фейерверка, который тут же растворился в ночном небе.
— Нет. Ничего. Никто. Это не важно.
— Ладно, вот что важно, — говорит Макс. — Я прочел дневник Вивьен, Люси. Это… — он проводит рукой по волосам. — Я не мог позволить тебе уехать. Нам нужно поговорить. Срочно.
Раздается последнее предупреждение о том, что поезд отбывает в Рим. Макс касается моей руки.
— С тобой все в порядке? Выглядишь, как будто увидела привидение.
Наконец я могу посмотреть на него:
— Мне нужно на воздух.
На улице нас обступает толпа. На мгновение меня смущает, что мы выглядим как любовники, которым предстоит расстаться или, наоборот, воссоединиться.
Я дрожу. Кажется, я разучилась отличать реальность от фантазии.
Останься.
Я лишилась ума или наконец его обрела?
Я смотрю на Макса. Останься.
Вивьен. Барбаросса. Это еще не конец.
Останься.
— Я думала, пришло время вернуться домой, — медленно и с опаской говорю я Максу. — Наверное, ты знаешь, что произошло.
Ему не нужно отвечать. Он все выяснил.
— Есть люди, которым я не безразлична, мне нужно все им объяснить. — Я думаю о папе, своей семье, друзьях. Это звучит пренебрежительно, как будто Максу, моему единственному другу в Италии, объяснения не нужны, остальные важнее. Ладно, они и правда важнее. — Я приехала в Италию, чтобы спрятаться от того, что произошло со мной. Я думала, что была причиной этого, думала, что виновата во всем… но теперь знаю, что не я одна.
— Это тот парень, что пошел за тобой тогда? — спрашивает Макс после короткой паузы.