- Простите, мадам, что я прервал ваши обычные занятия и исковеркал вам весь день...
Мирелла промолчала, но в ее красноречивом взгляде он прочел немой вопрос:
"Ведь это еще не все, не так ли? Я-то, слава богу, знаю полицию! Вы теперь не выпустите нас из рук! Какую же западню вы готовите?"
Она повернулась к мужу, хотела было что-то сказать, но так и не сказала.
И, прощаясь с Мегрэ, пробормотала лишь обычное:
- Рада была с вами познакомиться... Йонкер встал и, затушив сигару в пепельнице, сказал с легким поклоном - Прошу извинить меня за непозволительную вспыльчивость. Мне ни на минуту не следовало забывать об обязанностях хозяина дома...
Он не стал вызывать камердинера и сам проводил Мегрэ до двери.
Прежде чем сесть в такси на углу улицы Колен-кур, Мегрэ не удержался и зашел в знакомое бистро, где побывал еще утром. Он заказал две кружки пива и выпил их, смакуя каждый глоток.
БОСОЙ ПЬЯНИЦА
В бистро на окраинах запоминают клиентов чуть ли не с первого раза, во всяком случае, хозяин в рубашке с засученными рукавами, казалось, удивился тому, что посетитель, утром заказавший грог, к вечеру перешел на пиво. А когда Мегрэ попросил жетон для телефона, он не выдержал:
- Только один? Утром вы три просили!
В кабине стоял густой запах яблочного спирта; кальвадосом пахло даже от телефонного диска; как видно, клиент, звонивший отсюда недавно, успел до этого изрядно накачаться.
- Алло, кто у телефона?
- Инспектор Неве.
- Люка там?
- Сейчас позову... Минуточку... Он разговаривает по другому аппарату...
- Извините, шеф, что заставил вас ждать, - раздался в трубке голос Люка.
- Ничего! Слушай, Люка, за домом некоего Норриса Йонкера, что на авеню Жюно, нужно установить слежку и как можно быстрее. Это напротив дома, откуда выходил Лоньон, когда на него напали. Нет, одним не обойтись, пошли двух, и с машиной!
- Трудновато будет! Машины все в разгоне.
- Хоть из-под земли добудь! Следить нужно не только за Йонкерами, если они куда поедут, но и за всеми, кто к ним приходит. Не теряй времени!
Такси медленно пробиралось в потоке машин, то и дело останавливаясь перед светофорами.
Еще в машине Мегрэ почувствовал вдруг какую-то неясную тревогу. С чего бы это? Казалось, сегодня он мог быть вполне доволен собой. Как ни старался Йонкер сбить его с толку - ничего не вышло. Не помогли голландцу ни надменный тон, ни окружавшая его роскошь, ни красавица жена.
Так-то оно так! Но откуда же это чувство досады и смутного беспокойства?
У Йонкера большую часть времени Мегрэ провел в его кабинете; обошел с хозяином дом сверху донизу; кульминацией всего визита, несомненно, был разговор в ателье на третьем этаже. И все-таки не это главное! А что же?
Комната с рисунками на стенах и с незастланной железной кроватью! Вот что!
...Фривольный портрет Миреллы Йонкер, нарисованный на стене, казалось бы, кое-как, несколькими небрежными взмахами кисти, был настолько выразителен и полон жизни, что Мегрэ, как ни старался, уже не мог себе ее иначе представить.
Но кто же осмелился изобразить хозяйку дома в таком виде? Женщина? Вряд ли! Безумец? Пожалуй. Рисунки шизофреников, которые доводилось видеть комиссару, нередко отличались такой же выразительностью и силой воображения.
В той комнате кто-то жил и совсем недавно - это факт! Иначе полы не стали бы мыть за несколько часов до его прихода, а стены давно бы побелили!
Мегрэ неторопливо поднялся по широкой лестнице Дворца правосудия. Как часто бывало, он не прошел к себе в кабинет, а заглянул сначала в комнату инспекторов. На столах горели лампы, ребята корпели над бумагами - ни дать ни взять ученики вечерней школы. Он не подошел ни к кому, никого не окликнул, но сразу почувствовал себя в привычной деловой обстановке. И в комнате никто не поднял голо< вы; все глядели на него украдкой, словно школьники за сочинением при входе учителя, и всем стало ясно, что Мегрэ озабочен, взволнован, что он не просто устал, а, как говорится, работает на пределе. Мегрэ приоткрыл дверь.
- Жанвье здесь?
- Иду, шеф.
Мегрэ некоторое время молча раскладывал на столе свои прокуренные трубки, потом бросил:
- Ну давай рассказывай. Сначала о Лоньоне...
- Я звонил в Биша минут десять назад... Старшая медсестра уже рычит на меня... "Пока никаких изменений, - говорит, - и до завтрашнего утра не трудитесь звонить..." Его еще не вывели из комы - он, правда, открывает иногда глаза, но не понимает, где он и что с ним...
- Экс-жениха Маринетты ты разыскал?
- А как же! Застал его на работе. Он пришел в ужас, узнав, что я из полиции. "А вдруг, - говорит, - отцу доложат?" Отец, кажется, человек серьезный, перед ним все там на задних лапках ходят... Этот Жан-Клод молодой хлыщ, папенькин сынок, рыхлый и трусоватый... "Лучше, - говорит, выйдем на улицу", а перед секретаршей разыграл комедию, выдавая меня за клиента...
Парень страшно боится отца и еще больше - всего, что может осложнить ему жизнь. Он с ходу стал исповедаться мне в своих грехах... Я сказал ему, что Маринетта неожиданно исчезла из дому, а нам совершенно необходимы ее показания...
"Помогите ее разыскать, - говорю, - ведь вы у ней в женихах ходили больше года, помолвлены были с ней".
"Ну, какой я жених! Вы преувеличиваете!"
"Скорей наоборот, если учесть, что вы два-три раза в неделю у нее ночевали".
Тут он совсем расстроился.
"Ах, так вы и об этом знаете, - говорит, - но если она ждет ребенка, то я тут ни при чем. Мы разошлись более девяти месяцев тому назад..."
Чувствуете, шеф, что это за фрукт! Спросил я его, как и где они проводили выходные дни:
"Были ли у вас свои любимые места?"
Он мямлит что-то. "Машина у вас своя?" - спрашиваю.
"Конечно".
"Так куда же вы уезжали по субботам: к морю или за город?"
"За город, - отвечает, - в окрестности. В разные места. Останавливались в сельских гостиницах, поближе к воде. Маринетта увлекалась плаванием и греблей... Она не любила дорогих отелей и модных курортов, не терпела светского блеска, было в ней что-то плебейское, знаете ли!"
Под конец я выудил из него с полдюжины адресов тех загородных гостиниц, где они чаще всего бывали. Это "Оберж дю Клу" в Курселе, "Шэ Мелани" в Сен-Фаржо, между Мелуном и Корбсом, и "Феликс и Фелисия" в Помпонне, на берегу Марны, недалеко от Лани...
По словам Жан-Клода, она особенно любила это местечко, хотя там и гостиницы-то нет, а лишь захудалый деревенский трактир, где сдают при случае две комнатушки без водопровода...
- Ты сам съездил, проверил все это? - спросил Мегрэ.
- Нет, решил остаться здесь, чтобы все новые сведения шли ко мне. Хотел было обзвонить тамошние полицейские участки, но побоялся, что по телефону не сумею им толком объяснить что к чему и они только спугнут нашу девицу.
- И что же ты надумал?
- Направил людей по каждому адресу - Лурти, Жамина, Лагрюма...
- И всех - на машинах?
- Да, - Жанвье сразу сник.
- Вот почему Люка сказал мне, что машины в разгоне.
- Виноват, шеф.
- Нет, нет, решение правильное. Сведения уже поступили?
- Только из трактира "Оберж дю Клу". Там ничего... Остальные, по моим расчетам, должны вот-вот позвонить...
Мегрэ долго раскуривал трубку, словно забыв об инспекторе.
- Я вам больше не нужен?
- Пока нет. Но никуда не уезжай, не предупредив меня. Скажи Люка, чтобы тоже не отлучался...
Комиссар чувствовал, что надо спешить. С тех пор как он вышел из дома голландца, где провел несколько часов, ощущение неясной тревоги не покидало его. Он был уже совершенно уверен, что над кем-то из людей, причастных к этому делу, нависла смертельная угроза. Но над кем?
Йонкер сделал все, чтобы замести следы. Мегрэ подумал, что в доме голландца можно было принять на веру лишь полотна великих мастеров, все остальное - сплошная ложь.
- Соедините меня с бюро регистрации иностранцев...
Не прошло и десяти минут, как ему сообщили, что девичья фамилия мадам Йонкер - Майян и по паспорту зовут ее не Миреллой, а Марселиной.