- Жанвье там? - спросил Мегрэ.
- Да, печатает донесение.
- Спроси его: что-нибудь серьезное? А то мне все-таки хотелось бы, чтобы ты выспался и был в моем распоряжении, как только понадобишься...
Молчание. Потом Лапуэнт произнес упавшим голосом:
- Он говорит - ничего особенного...
- Тогда введи быстренько его в курс дела. Пусть съездит на улицу Ле-Пелетье и постарается разузнать, куда могла деться Маринетта.
В кафе вошло еще несколько человек - как видно, постоянных клиентов: их обслуживали, не ожидая заказа. Мегрэ узнали: на телефонную будку то и дело поглядывали с любопытством.
Комиссар набрал номер квартиры Лоньона. Как он и ожидал, трубку сняла мадам Мегрэ.
- Где ты сейчас? - спросила она.
- Те, я в двух шагах, но не говори этого вслух. Ну, как она?
По молчанию в трубке он почувствовал, что жене неудобно говорить.
- Ну хорошо, тогда ты только отвечай. Мадам Лоньон, - конечно, слегла и посмотреть на нее - так ей еще хуже, чем мужу. Верно?
- Да, - ответила жена.
- Ну, нравится ей это или нет, скажи, что ты мне нужна, и приходи поскорей к "Маньеру".
- Пообедаем вместе?
Она не верила своим ушам. В субботние вечера или по воскресеньям случалось, что они обедали вместе в ресторане, но в будни, да еще в самый разгар очередного дела?!
Мегрэ допивал свой грог за стойкой. В бистро зашушукались.
И так всюду - куда ни придешь! Вот она, цена той рекламы, которую газеты создали ему против его воли. Поработай-ка в такой обстановке!
Кто-то, не глядя на него, сказал:
- Говорят, гангстеры кокнули Невезучего? Другой таинственно прошептал в ответ:
- Если бы гангстеры!
Слухи об отношениях инспектора с Маринеттой уже облетели весь квартал.
Под любопытными взглядами посетителей Мегрэ расплатился и, выйдя из бистро, пошел к "Маньеру".
В этом ресторанчике, неподалеку от каменной лестницы, спускавшейся с Монмартрского холма, собиралась вся "знать" квартала - актрисы, художники, литераторы. К знаменитостям здесь привыкли.
Час для завсегдатаев был еще ранний, и большинство столиков пустовало, только у стойки бара несколько человек сидели на высоких табуретках Мегрэ снял намокшее пальто и шляпу и, облегченно вздохнув, опустился на диванчик у окна. Он успел не торопясь набить трубку и уже раскуривал ее, задумчиво глядя в окно, когда увидел мадам Мегрэ. Она переходила улицу, наклонив раскрытый зонтик, который чем-то напоминал рыцарский щит.
- Гляжу на тебя, и не верится как-то... Последний раз мы здесь были лет пятнадцать назад, зашли после театра... Помнишь?
- Да, помню... Что тебе заказать? Он протянул ей меню.
- Ну, ты, конечно, закажешь свои вечные сосиски... А я вот разорю тебя и возьму омара под майонезом.
Они подождали, пока принесли закуску и бутылку вина. За соседними столиками никого не было, окно запотело - уютно, тихо, тепло. Они были одни.
- Сейчас я чувствую себя одним из твоих сотрудников. Небось вот так ты сидишь с Люка или с Жанвье, когда звонишь мне домой и говоришь, чтобы я не ждала тебя к обеду.
- Да, но куда чаще я сижу как проклятый в кабинете и пробавляюсь весь день бутербродами да пивом. Ну ладно, рассказывай, что там у вас было...
- Ты ведь знаешь, я не люблю сплетничать, но...
- Говори все как есть.
- Ты мне часто рассказывал о ней и ее муже, и при этом ты всегда жалел только его. Признаться, мне казалось, что ты предвзято судишь...
- Ну, а теперь?
- Да ее жалеть нечего, хотя она и не виновата, что уродилась такая!
Прихожу - она лежит, у кровати консьержка и старуха соседка. Старуха все время перебирает четки... Сама Лоньонша выглядит ужасно, кажется, вот-вот помрет... Доктора он и, разумеется, еще до моего прихода вызвали.
- Она удивилась, что ты пришла?
- Боже мой, что она понесла, как только меня увидела... "Теперь-то, говорит, - ваш муженек по крайней мере не будет больше преследовать моего Шарля. Он еще пожалеет, что не взял его на Кэ-дез-Орфевр..." Сначала мне было не по себе. Но, к счастью, скоро пришел доктор, такой иронический, невозмутимый старичок.
Для обоих этот обед в пустом ресторане был настоящим праздником. Как он отличался от будничной семейной трапезы дома, на бульваре Ришар-Ленуар!
Особенно возбуждена была мадам Мегрэ, глаза ее блестели, она раскраснелась, говорила быстрей обычного.
Когда они обедали или завтракали дома, говорил Мегрэ, а она слушала. Что интересного расскажешь о домашних делах! Но сегодня все было наоборот: она говорила без умолку, польщенная вниманием мужа.
- Тебе интересно?
- Очень! Продолжай.
- Доктор осмотрел ее и сделал мне знак выйти за ним в прихожую. Там мы поговорили вполголоса. Он, кажется, удивился, застав меня в этом доме, и даже спросил, действительно ли я жена комиссара Мегрэ. Я ему все объяснила.
Ну, ты понимаешь, что я ему сказала... "Это делает вам честь, мадам, проворчал старичок, - ценю ваши чувства, но считаю своим долгом предупредить вас... Не скажу, конечно, что у мадам Лоньон железное здоровье, но смею вас уверить, никаких серьезных болезней у нее нет... Вот уже десять лет я ее "лечу"... И не я один... Время от времени она вызывает кого-нибудь из моих коллег, требуя во что бы то ни стало угрожающего диагноза. А когда я рекомендую ей проконсультироваться с психиатром или невропатологом, она возмущается, кричит, что не сумасшедшая и что я ничего не смыслю в болезнях...
Кто ее знает, быть может, она, как и многие истерички, ненавидит мужа. Не может простить ему, что он остался участковым инспектором, и подсознательно мстит ему на свой лад: притворяется больной, заставляет его ухаживать за ней и заниматься хозяйством. Одним словом, не дает ему житья. То, что вы пришли к ней утром, - это понятно. Но смотрите, если вы и дальше будете ей потакать, то так легко потом от нее не избавитесь!" Ну и вот, когда доктор ушел, я тут же позвонила в клинику, а ей сказала, что Лоньону значительно лучше. Конечно, я перехватила немного, но греха тут нет, ведь жалеет-то она только себя, а не мужа...
Принесли сосиски с жареной картошкой и омара под майонезом. Мегрэ налил вина в бокалы.
- А когда ты позвонил, я ей сказала, что должна уйти на часок-другой. Она сразу надулась: "Конечно, муж требует! Все они такие!" И вдруг выпалила ни с того ни с сего: "Если овдовею - придется переезжать. Эта квартира мне будет не по средствам. А я здесь двадцать пять лет прожила!"
- Послушай, не намекала ли она на то, что у Лоньона есть другая женщина?
- спросил Мегрэ.
- Нет, сказала только, что у полицейских отвратительная работа, приходится иметь дело со всякими подонками, даже с проститутками...
- А ты не попыталась выяснить у нее, не изменился ли Лоньон за последнее время?
- Как же, спросила. А она в ответ: "С тех пор как я вышла замуж за него, он чуть ли не каждую неделю заводит разговор о том, что вот-вот раскроет большое дело и прогремит на весь Париж. Тогда-то начальство оценит его по заслугам, и он пойдет вверх. Сначала я, как дура, верила и радовалась, но кончалось всегда тем, что дело уплывало из-под рук или успех приписывали кому-нибудь другому".
Уже давно Мегрэ не видел жену в таком возбужденном состоянии.
- Я сразу поняла по ее глазам, что она имеет в виду тебя, и еще она жаловалась, что в последнее время его посылали вне очереди на ночные дежурства. Это верно?
- Да. Но по его же просьбе.
- Ей-то он ничего об этом не говорил. А вот с неделю назад сказал, что скоро она кое о чем узнает из газет и что теперь-то его фотография наверняка попадет на первые полосы.
- А она не пыталась расспросить его поподробней?
- По-моему, она ему просто не поверила. Постой! Вот еще что. Рассказывая об этом, он как-то добавил: "Внешность обманчива. Если бы можно было видеть сквозь стены, мы не поверили бы своим глазам". Мне запомнилась эта фраза.