-Лидия...
Глаза сумасшедшей внезапно сузились и она резко повернулась к мужу. Она явно узнала Питера, взгляд ее приобрел осмысленное выражение и она протянула к супругу скованные руки.
-Забери меня отсюда, - заплакала она. - Мне здесь плохо, так плохо! А я не хотела, чтобы так получилось, поверь мне, не хотела. Это не я, нет, не я! Я не виновата! Я просто хотела быть счастливой. Пожалуйста, забери меня. У нас все будет хорошо, вот увидишь, только забери меня.
Слезы текли по ее грязному исхудавшему лицу, руки Лидия умоляющим жестом прижала к груди. Питер замер в растерянности, взирая на жену с омерзением.
-Прекратите балаган, госпожа Гаскье! - неожиданно резко вмешался Густав. - Немедленно успокойтесь и извольте отвечать на наши вопросы.
Лидия перевела на него взгляд и захохотала, снова впав в безумие. Ни выплеснутая ей в лицо вода, ни пощечина, от души отвешенная ей одним из гвардейцев не смогли успокоить невменяемую и оборвать этот жуткий хохот. Ничего больше не добившись от узницы, Густав велел вернуть ее в камеру. Выглядел он при этом весьма раздосадованным.
-Ну вот, - заключил Этьен. - Если бы дядя не вмешался, возможно, рассудок все-таки вернулся бы к ней. Нет бы ему промолчать.
-Ничего, - утешила его я. - Вы ведь выяснили главное - на Питера Лидия реагирует. Теперь вы можете устроить им еще одну встречу и посмотреть, что из этого получится, на сей раз не вмешиваясь.
-Ему уже велели явиться в ратушу и завтра. Вот только все равно досадно, что так вышло.
Но на следующий день Питеру не суждено было увидеть Лидию. Пришедшие за узницей гвардейцы обнаружили в камере уже успевшее остыть тело.
День выдался замечательным: теплым, солнечным, безветренным. Под ногами золотым шуршащим ковром лежали опавшие листья, а редкие облака лениво проплывали по удивительно голубому для осени небу. В такую погоду хотелось гулять, наслаждаясь последним теплом, вот только вместо прогулки жители городка собрались на кладбище - попрощаться с той, кому уже нет дела ни до солнечного дня, ни до близкой зимы, ни до прочих мелочей, оставшихся живым. "Должно быть обидно, если тебя хоронят в такой прекрасный день", - мелькнула в голове нелепая мысль. На лицо Лидии, измененное посмертием почти до неузнаваемости, смотреть было неприятно и больно, поэтому я переводила взгляд то на Лес, кажущийся отсюда сплошной темной стеной, то на стоявших у свежевырытой могилы людей. Мать усопшей беззвучно плачет, лицо ее искажено страданием, а отец не даже не пытается хоть как-то поддержать жену. На гроб с телом дочери он тоже не смотрит, взгляд устремлен в землю, брови нахмурены. Женщины рядом со мной осуждающе перешептываются: говорят, что смерть Лидии принесла ему облегчение. Лесоруб стыдился, что вырастил преступницу, а с мертвой и взятки гладки. Ему легче было видеть дочь в гробу, нежели за решеткой. Питер выглядит растерянным, похоже, до конца не осознал, что стал вдовцом. Хотя он себя и мужем-то толком не ощущал, наверное. Многие девушки всхлипывают, да и у меня по щекам катятся слезы. Каким бы не было мое отношение к Лидии, все равно в том, что смерть забрала ее так рано, есть какая-то несправедливость. Дознаватели стоят чуть в стороне, напряженно всматриваясь в лица пришедших проститься с Лидией. По вполне понятным причинам в эти дни я не приходила в храм и с Этьеном нам удалось переброситься лишь несколькими фразами при случайной встрече. Он сказал, что смерть Лидии вызвала недоумение, поскольку никаких следов насилия на ее теле обнаружено не было. Соответственно, версия, что она наложила на себя руки, тоже не рассматривалась. Скорее всего, сердце преступницы попросту не выдержало. Но я видела, что Этьен не очень-то верит в подобное.
..."Ну вот и все", - думала я, бросая горсть земли на быстро растущий холмик, -"прощай, Лидия".
На следующий день жизнь вошла в привычную колею. Мы с Этьеном опять встретились в храме. У него был весьма мрачный вид, а я, что естественно, была несколько расстроена. И первый же вопрос, который я задала ему звучал так:
-Как ты думаешь, кто это сделал?
Того, что за этим последовало, я никак не ожидала. Сначала Этьен просто молча отвернулся от меня. Удивленная столь странным поведением, я встала из-за стола, подошла к нему и заглянула в лицо. Побледнел, в глазах злой огонь, губа закушена едва не до крови.
-Этьен?
Совсем неожиданно для меня он саданул кулаком по стене - с такой яростью, что я даже отшатнулась.
-Проклятый городишко! И зачем мы только приехали сюда? Лучше бы мне никогда здесь не появлялся.
Ощущение от этих слов было такое, словно он меня ударил. Вот, получается, как. А я-то, идиотка, уже нафантазировала себе. Размечталась, думала, что... Наверное, никогда еще не было мне столь больно и горько. Ни предательство подруг, ни слабоволие Питера, ни продажа меня Тому отцом не ранили так больно, как эти слова. Слова, сказанные человеком, что стал - и когда только успел? - столь дорогим для меня. Слезы покатились из глаз и я бросилась к двери, не желая больше находиться с Этьеном в одном помещении. Я уже схватилась за ручку, когда он догнал меня и рванул к себе.
-Не плачь, - прошептал он, - прости, прости...
Я замерла в его объятиях, чувствуя, как он губами собирает слезинки с моих щек. А потом его губы накрыли мои и сердце сначала на миг остановилось, а затем бешено заколотилось. Ничего общего ни с тем, что описывалось в романах, ни с тем, о чем мы мечтали с подругами, я не почувствовала. Взбреди мне в голову идея описать свои ощущения одним словом, то, пожалуй, лучше всего подошло бы "странно". И впрямь, ничего даже отдаленно похожего я раньше не испытывала. Чужие губы, сухие, горячие, настойчивые, жар, разливающийся под кожей, разгоняющий кровь, слабость в коленях, спина, выгибающаяся сама собой помимо моего желания, закрывающиеся глаза, головокружение и нехватка воздуха, заставившая нас все-таки разорвать поцелуй. Мы застыли, жадно хватая воздух приоткрытыми ртами - его руки гладят мою спину, мои пальцы запутались в его волосах. А потом разом разомкнули объятия и я, сделав пару нетвердых шагов, обессиленно упала на стул, спрятав лицо в ладонях.
-Анна, - тихо позвал Этьен, - Анна, пожалуйста, посмотри на меня.
Я убрала руки от лица, но поднять на него взгляд не решилась. Этьен присел рядом с моим стулом, нежно провел пальцами по щеке и взял мою ладонь в свои.
-Анна, ты мне давно нравишься. Наверное, с того самого дня, когда пришла в ратушу на допрос. Именно поэтому я так разозлился, застав тебя у Гаскье. Именно тогда я понял, что ревную тебя к нему. А потом мы стали проводить вместе все больше времени и я осознал, что это не просто мимолетная симпатия. А еще у меня появилась надежда. Мне казалось, что чувства мои взаимны. Я видел это в твоем взгляде, в твоем смущении при случайном прикосновении, в той радостной улыбке, которой ты меня встречала. Я ведь не ошибся, Анна?
Не в силах выдавить из себя и слова, я кивнула. Губы Этьена мимолетно коснулись уголка моего рта, а его ладонь сильнее сжала мою.
-Когда все это закончится, ты уедешь со мной?
-Уеду, - пообещала я.
Он сгреб меня в охапку, поднял со стула и несколько долгих мгновений мы молча стояли, тесно прижавшись друг к другу. Наконец Этьен нехотя выпустил меня из объятий.
-Как бы я хотел пойти к твоему отцу прямо сейчас! Думаю, он мне не отказал бы.
-Рад был бы, - пробормотала я, вспомнив Тома.
Арье усмехнулся, но голос его оставался серьезным:
-Лучше, если никто пока не будет знать. Уверен, что так для тебя безопаснее.
Как бы страшно мне не было признавать это, но он был прав.
-Самое плохое, что мы даже не знаем, с какой стороны ждать беды. Вот ты спросила меня о смерти Лидии - и я разозлился. Знаешь, по какой причине? Мне кажется, что мой мир рушится. Я всегда верил дяде, считал его честным и справедливым человеком. Он - единственный, кто остался от моей семьи после смерти родителей. А теперь я не могу избавиться от подозрений о его причастности к смерти этой сумасшедшей. Да и то, как он вмешался, когда она начала приходить в себя, тоже не дает мне покоя.