– Никак нельзя! После обеда – пожалуйста! – Настасья Петровна, оберегая покой мужа, была непреклонна.
В той глухой дощатой стенке светелочки, на которой старый радульский умелец изобразил скачущего витязя, Георгий Николаевич провертел дырочку специально для наблюдения. Это было очень удобно. Его не видят, а он видит. Приходят к нему пионеры из ближайших лагерей, и он знает, сколько их и какого они возраста; прикатывают гости из города или даже из Москвы, и ему заранее известно, кто именно явился его навестить.
Сейчас он увидел сквозь дырочку Настасью Петровну, загораживавшую отворенную калитку, рядом с ней стояла Машунька, а за ее спиной – желтоволосый молодой человек в ковбойке. Держась за велосипед, он стремился проникнуть на участок, а Настасья Петровна его не пускала.
– Нельзя, дедушка книжку пишет, – пищала Машунька. «Надо бы все же к нему выйти», – подумал Георгий Николаевич, но тут молодой человек спросил Настасью Петровну:
– Так можно прийти после обеда?
– Ну конечно, приходите, – ответила она.
– И пионеров можно с собой привести?
– И пионеров приводите. После обеда всегда можно. Муж очень любит пионеров и давно с ними не беседовал.
– А можно, я вас и вашу внучку сейчас своим киноаппаратом засниму на кинопленку?
– Пожалуйста.
Редкие люди не любят фотографироваться. Настасья Петровна сразу согласилась на просьбу молодого человека.
Георгий Николаевич, убедившись, что обошлось без него, не стал показываться из своего убежища, а продолжал наблюдать сквозь дырочку…
Юноша зашел на участок, прислонил велосипед к забору, отступил в сторону, поднял висевший у него на груди на ремешке киноаппарат и наставил его на дом и на выходивших из дома Настасью Петровну с Машунькой. Обе они с деланными улыбочками спускались по ступенькам крыльца, а он вертел свою штуковину и снимал их. Потом Машунька затопотала по дорожке к светелочке, а юноша стоял сзади и снимал ее на бегу. Не доскочив до светелочки, она вернулась и побежала вторично, и опять юноша ее снимал.
– Отличненько! Кадры выйдут на большой палец! – радостно возгласил он, вежливо раскланиваясь с Настасьей Петровной.
– После обеда, пожалуйста, в любой день, – так же вежливо, но непреклонно повторяла она, провожая его за калитку.
А Георгий Николаевич вернулся к своему столику и наклонился над рукописью; он вставил свою цитату, а после цитаты не смог добавить ни строчки.
До обеда оставалось не так уж долго. В нетерпении он все поглядывал на часы. Мысли его были заполнены белыми камнями, что лежали перед крылечками многих радульских домов. Камень бабушки Дуни открыл свою тайну – удивительный лев показался на свет. Теперь предстояло разгадать тайны других камней, и в первую очередь того, который лежал перед крыльцом Ильи Муромца. Скорее всего, витязь скрывался именно под ним.
Но тут Георгий Николаевич мысленно представил себе, как они всем отрядом, с ломами, с лопатами, пойдут по радульской улице, как будут подходить к каждому дому и смотреть, не лежит ли перед крыльцом такой плоский камень. А если лежит, как уговорить хозяев, как попросить разрешения приподнять и перевернуть камень. А если хозяев не окажется дома, пожалуй, придется пройти мимо.
Бабушка Дуня – добрейшая старушка, а вчера чуть-чуть не устроила настоящий скандал. И другие жители могут по-разному отнестись к вторжению на их усадьбы. Одни скажут: «Пожалуйста, переворачивайте», а другие буркнут: «Не пущу!»
Словом, Георгий Николаевич понял, что без помощи колхозного бригадира, притом помощи самой энергичной, не обойтись никак. Днем Иван Никитич обычно бывает дома, возвращается с объезда всех мест, где работают колхозники, и часок-другой отдыхает. Ради такого важного дела придется его побеспокоить.
За обедом Настасья Петровна объявила мужу:
– Какой-то киношник приходил, хочет с тобой о своем фильме посоветоваться, договориться. Еще придет, пионеров приведет. Он такой милый, такой очаровательный, такой ясноглазый, заснял и Машуньку, и меня, и наш дом. Пожалуйста, будь с ним поласковее.
– Хорошо-хорошо, – рассеянно ответил Георгий Николаевич и тут же забыл и думать о молодом человеке. А думал он только о белых камнях.
После обеда явились ребята во главе с новым командиром отряда Игорем и молча встали у него под окнами.
Он сейчас же вышел к ним, вынес два лома и две лопаты, хотел поделиться с ними своими планами и тревогами о предстоящих поисках белых камней, но ему не дали даже рта раскрыть.
Сперва заговорили мальчики. Перебивая один другого, они начали рассказывать, как с утра приволокли с колхозного овощехранилища мешок картошки и получили на колхозной ферме ведро молока; потом рассказали, как переправлялись через Клязьму и жгли в пойме сушняк.
Потом заговорили, также перебивая одна другую, девочки. Утром они похвастались Алеше Поповичу, что видели в Нуругде какую-то рыбину необыкновенных размеров. Алеша сперва их на смех поднял. «По всей видимости, большая щука плеснула, а возможно, некая незначительная плотвичка играла», – говорил он, а потом сразу стал серьезным. Он припомнил, что еще в прошлом году две радульские девчонки купались в Клязьме и вдруг увидели, как им показалось, волка – огромного, серого, вроде бревна. Чудище высунуло морду из воды, страшно ляскнуло зубами и вновь нырнуло. Насмерть перепуганные девчонки, когда такое рассказывали, едва ворочали языками. Но ведь девчонкам-то по девять лет было; понятно, им никто не поверил. Еще Алеша припомнил, что также в прошлом году пропало у бабушки Дуни два утенка, а через несколько дней еще утенок. Но ведь тогда же у дяди Илюхи – Алеша так называл Илью Михайловича – пропали индюшата. В селе решили, что таскает птицу разбойница лиса…
– Да-да, я ее однажды увидел сзади моей светелочки, – подтвердил Георгий Николаевич.
Ему было очень досадно. Вот ведь какие ребята! Их гораздо больше интересует сом, чем русская история, чем древнее русское зодчество. О поисках таинственных белых камней они позабыли и думать.
– А может быть, и – правда плеснула щука, а вам показалось, что сом? – насмешливо бросил девочкам Игорь.
– «Показалось»! – захохотала толстушка Алла. – Да рыбина с меня ростом!
Алла была самой маленькой из девочек. Но для рыбы, водившейся в здешних водах, ее размеры являлись бы гигантскими.
Девочек очень обижало недоверие мальчиков. Вчера-то они верили. Это Алеша Попович виноват: он первый сказал – «сомнительно». А мальчишки стали за ним повторять, как попугаи: «Сомнительно, сомнительно!»
Теперь Георгию Николаевичу, как писателю и единственному почтенному и авторитетному взрослому очевидцу, предстояло разрешить весьма важный вопрос: было на самом деле в речке чудище или не было.
– Вообще-то я ни китов, ни акул никогда в жизни не видел, – заговорил он, – и вчера успел заметить только чью-то спину, блестящую, черно-зеленого цвета…
Он смолк, набирая воздух в легкие. О, с каким нетерпением глядело на него множество пар глаз! Что бы у них был такой же азарт к разгадкам исторических тайн, к поискам белых камней!
Он снова заговорил:
– Это, несомненно, живое существо взбурлило с таким шумом, точно оно было размером… размером… ну, во всяком случае, больше Аллы, только, наверно, не такое толстое…
– Слышали? Слышали? Вот и писатель подтверждает, – торжествовали девочки.
– А если сам писатель подтверждает, что оно такое здоровущее, – говорил Игорь, надувая от волнения свои румяные щеки, – если сам писатель его видел своими глазами, то и Алеша Попович думает – значит, девочкам поверить можно, значит, и правда в Нуругду в весеннее половодье из Клязьмы заплыл настоящий сом, а выбраться из нее не в состоянии. Значит, он в западню попал. Близ устья река совсем мелкая, вот до этой косточки. – Игорь нагнулся и тронул белую резиновую шишечку сбоку кеды. – Да, в западню! И еще Алеша сказал, что на удочку ловить сома нельзя. Сом силен, как бульдозер. Он или оборвет капроновую леску, или утащит всех нас в воду. Мы будем ловить его другим, более верным способом.