— Давайте сюда ко мне! Все давайте!
Не понимая, в чем дело, и мальчики, и девочки, и Георгий Николаевич двинулись к нему.
— Давайте еще раз сугубо внимательно осмотрим все камни, — сказал Федор Федорович, — и поищем, не выбито ли на них каких-нибудь таинственных знаков или букв.
И вторично они пошли вокруг церкви, низко наклонившись, вглядываясь в покрытую лишаями, позеленевшую поверхность древних камней.
— Вот, смотрите! — некоторое время спустя воскликнул Федор Федорович, торжествующе тыча пальцем на один из камней.
И все увидели на камне какие-то знаки — темные от лишаев ложбинки, образовавшие два кружочка и два крестика.
— Что это за буквы? — спросила Галя-кудрявая.
— Это не буквы, а нечто иное. Потом объясню, — кинул Федор Федорович через плечо. Он явно волновался.
И все разбрелись вдоль стен; они нагибались, садились на корточки, стараясь вглядеться в камни, особенно в их нижние, самые позеленевшие и потемневшие ряды. Двигались, двигались очень медленно, смотрели, смотрели… Вдруг самая востроглазая — это была Алла — воскликнула:
— Нашла!
Все кинулись к ней и опять увидели на камне темные значки, а может быть, буквы — «А» и «Л».
— Конечно, буквы! — воскликнул Георгий Николаевич.
— Ищите, ищите! Продолжайте искать еще! — кричал Федор Федорович, втыкая палочки под стеной возле места находки. Он даже раскраснелся от возбуждения, его толстые очки прыгали на носу и блестели на солнце.
Но дальнейшие поиски были безрезультатны.
Тогда Федор Федорович собрал всех вокруг себя и начал говорить. Он рассказал, что в летописях неизменно и добросовестно отмечались даты построек всех каменных зданий — церквей, дворцов, стен, ворот, башен. Летописцы — бояре или монахи, словом, близкие к князю лица — писали: «Князь великий Андрей…» Или: «Князь великий Всеволод созда церков чюдну велми». Здания строились тогда высокими, устремленными ввысь, «украсно-украшенными», но никаких имен зодчих-умельцев, истинных и вдохновенных творцов тех белокаменных чудес, в летописях не найти. Князь создавал, а не простые люди, выходцы из народа. Ему предназначалась слава, одно лишь его имя должно было дойти до потомков.
— Так вот, знаки и буквы на этих стенах, которые мы с вами только что обнаружили, — продолжал Федор Федорович, — это единственные подлинные подписи или самого зодчего, или мастеров-строителей тринадцатого, а не семнадцатого века. Один из подписавших был неграмотным, а другой грамотным и звали его Александр или Алексей.
— Так это Алеша Попович, дружинник князя Константина! — воскликнул Игорь. — Он был зодчим!
— Может быть, и Алеша Попович, — задумчиво ответил Федор Федорович. — Такова догадка и твоя и моя. Но историки потребуют безусловных доказательств, которых у нас нет.
— Просто мальчишки тринадцатого века были несознательными хулиганами и портили стены, — сказала Галя — бывшая начальница.
— Не думаю, — ответил Федор Федорович. — В летописях нигде не упоминается о шалостях тогдашних мальчишек. Может быть, наоборот, они были примерными, дисциплинированными, любознательными, интересовались историей своей страны. — Он оглядел ребят из-под своих очков, и нельзя было понять, говорит ли он просто так или на что-то намекает.
— А может быть, это выбила буквы девушка и звали ее Алла? — робко спросила Алла. — Ведь и сейчас девушки строят дома.
Как ей хотелось, чтобы она была права!
— Нет, такого не могло быть никак! — уверенно ответил Федор Федорович. — Девушки пряли, ткали, вышивали, стирали, доили коров, жали серпами рожь и другие злаки, обед готовили — словом, дел у них по хозяйству хватало. А камнесечная работа была для них слишком тяжелой.
Тут прибежал запыхавшийся Миша со вчерашней железной пластинкой.
Федор Федорович повертел ее и вдруг воскликнул:
— О, знаете ли вы, что вами обнаружено? Это подлинное долото камнесечцев. Желобчатым концом прикладывали к камню, а с этого конца была деревянная ручка, по которой ударяли молотком. К сожалению, не знаю, к какому отнести веку — к тринадцатому или семнадцатому. Отсюда вывод: мне неизвестно — данным долотом камнесечцы создавали красоту или, наоборот, губили ее.
Он попросил подарить ему долото и начал рассказывать, как им пользовались древние камнесечцы, как, сидя на дубовых колодах, тюкали молотком по долоту, или ровняли сами камни, или высекали на их поверхности по намеченным углем линиям фон; тем самым рельефы получались выпуклыми. Один неверный удар долотом мог погубить изображение. Так они сидели с раннего утра до позднего вечера и под перезвон долотьев пели песни. Работа была столь же нудная и тяжелая, как попытки свалить вот этот злосчастный кирпичный столб. «Лепше есть камень долотити, нежели зла жена учити», — говорит старинная русская пословица. И была та работа несомненно вредная, приходилось дышать известковой пылью. Наверняка многие камнесечцы умирали молодыми.