— Жизнь моего брата — это моя жизнь. Смерть его будет смертью Крученого Волоса. Мы пойдем вместе. Я буду ждать моего брата у дороги…
Возвратившись в свой типи, я прихватил кое-что из одежды, в которой большей частью ходят белые охотники, заткнул за кожаный пояс пистолеты, перебросил за плечи мешок с продуктами и, откинув входную полсть, свистнул. Раздалось радостное ржание, и через минуту ко мне легкой рысью подбежал мой верный конь. Быстро оседлав его, я проверил подпругу и, не касаясь стремян, вскочил в седло.
На краю деревни меня ожидал Крученый Волос. Он неподвижно сидел на своем косматом мустанге и смотрел вдаль, туда, где земля и небо соединяются в крепком объятии. Одет он был легко, без всяких украшений и отличий племени. Когда в молчании, бок о бок, направились мы в сторону безбрежной дали, я оглянулся. У последнего типи стояла Цветок Прерий. Окутанная темнотой, она была похожа на изваяние. Я поднял руку в прощальном привете. Она ответила тем же, не сказав ни слова, не проронив ни одной слезы, хотя и знала, что из этой поездки я могу не вернуться. Скорбь индианок нема. Они оплакивают только мертвых.
Прошло уже много времени с тех пор, как я стал полноправным членом семьи чироков. Пребывание в племени наполнило меня любовью к прериям и огромным уважением к моим новым друзьям. Меня покоряло их знание леса, их любование природой. Они могут не только предсказать погоду по поведению растений, но и понимают разговор птиц, разгадывают тайну следа, историю каждой тропы.
Моя новая жизнь целиком захватила меня. Для полного счастья не хватало только женских рук в моем типи. Мечта о скво крепла во мне с каждым взглядом, обращенным на меня дочерью вождя — Цветком Прерий. Она казалась мне идеалом красоты, настоящей Богиней Охоты, как я называл ее в своих мечтах. И хотя простое платье из лосиной кожи доходило бахромой до самых ступней ног девушки, оно не могло скрыть стройности и гибкости ее фигуры. А сами ступни, обутые в вышитые мокасины, как легко и неслышно касались они земли…
Я знал, что люблю ее.
И теперь, покидая деревню и оглядываясь на безмолвную фигурку, корил себя за то, что не попросил у Черной Тучи руки его дочери, не признался ему в своих к ней чувствах.
— Спускается ночь, — прервал мои размышления Крученый Волос, — давай разбивать лагерь.
Не дожидаясь ответа, он соскочил с коня и пошел собирать сухие ветви и сухой бизоний навоз для костра. Место, на котором мы остановились, было маленькой ложбинкой, поросшей деревьями. С одной ее стороны протекал довольно быстрый ручеек, а с другой возвышалась отвесная стена каньона.
Кони, отпущенные на свободу, сразу же направились к ручью, а мы занялись приготовлением ужина. Костер, как требовала того обстановка, разожгли небольшой, только чтобы можно было запечь кусок бизоньего мяса. В тревожные времена, когда не знаешь, встретишь друга или недруга, большой костер опасен — он может привлечь нежданного гостя.
После скромного ужина мы завернулись в одеяла, сотканные индейскими женщинами из бизоньей шерсти, и приготовились к тому, чтобы брат смерти — сон сковал наши веки. Но если Крученый Волос сразу и надолго попал в его объятия, то мне это не удавалось. Когда я открыл глаза, языки пламени еще продолжали освещать верхушки ближайших деревьев, дрожащих и гнущихся, словно от сознания близости к их извечному врагу — огню. Великое безмолвие ночи, спустившееся над нами, нарушалось лишь пугливым перешептыванием леса да звуками падающей воды. Это приютивший нас ручеек, добежав до скалы, срывался с ее острых уступов. Его водяные косы, сверкая подобно молниям и блестя брызгами, казались в освещении догоравшего костра звездной тучей, проносившейся над ложбинкой.
Пламя костра уже угасало, когда я почувствовал, что снова погружаюсь в сон. Сквозь прикрытые веки увидел, как огонь, еще раз вспыхнув, выстрелил снопом искр и замер…
Когда на востоке пробудился день, мы оседлали коней и взяли направление на север. Переправившись через реку Теннесси, решили податься в сторону цепи гор, которые виднелись на горизонте, словно огромные пни, вывороченные бурей. К северу дорогу преградил глубокий овраг. Края его обрамляли купы деревьев, за которыми простирались, резко вычерчиваясь на фоне неба, освещенные солнцем гранитные скалы. Шагах в двух-трех под нами извивалась в длинной перспективе на запад черная страшная пропасть. В ее глубине — мрак и безмолвие.
Крученый Волос поднял руку и указал на запад:
— Завтра пойдем туда. За поворотом этого каньона поселение бледнолицых. Сегодня заночуем на краю этой пропасти.
Без слов мы расседлали коней.