Но что?
До боли в глазах всматриваюсь в темноту, и вдруг — не видение ли это? — передо мной, выпрямившись во весь рост, стоит Цветок Прерий. Вспыхнувший в это время свет очага осветил ее лицо, полные грусти глаза, змеями спускавшиеся вдоль тела черные волосы.
— В холодные ночи, — услышал я ее голос, — Цветок Прерий была рядом с Белой Пумой. Она укрывала его тело от сырости, во время битвы была его щитом. Разве Белая Пума не чувствовал этого?
В первые минуты я потерял дар речи. Возможно ли это? Не сон ли я вижу? Но нет, это была она, моя Богиня Охоты.
— Темное небо всегда освещалось для меня светом твоих глаз, — ответил я, — солнечные лучи были твоими руками. Они убаюкивали меня перед сном, пробуждали по утрам. Цветок Прерий уже давно вошла в сердце Белой Пумы, навсегда изгнав из него печаль и грусть.
— Твои слова — это журчание ручейка, бегущего по камешкам, — ответила девушка, — глаза мои видят счастье, а радость объяла мое сердце.
— Как путник, который, страдая от жажды, увидев воду, боится — не ошиблись ли его глаза, так и я боюсь — не чудесное ли это видение… Цветок Прерий дотронулась до сердца, в котором живет великое чувство — белые называют его любовью…
— Хо! — прервала меня девушка. — Мой брат должен глубже заглянуть в свое сердце, и, если он вправду найдет в нем это чувство, пусть пойдет после первого полнолуния к моему отцу и скажет: «Цветок Прерий хочет, чтобы вигвам Белой Пумы стал ее вигвамом».
Не проронив больше ни слова, даже не взглянув на меня, девушка вышла из типи…
Старый вождь выждал паузу. Возможно, она нужна ему была, чтобы внимательнее всмотреться в расщелины своей памяти, а может, просто чтобы собраться с силами. Впрочем, нет. Если в предыдущие вечера он к концу рассказа и выглядел утомленным, то сегодня был как-то по-особенному бодр. Трудно сказать, что именно было тому причиной? Сознание ли того, что жизнь его подходит к своему закату и он, готовясь встретить его как мужчина и воин, не хочет показать слабости? А может, это воспоминания, подогревая своим теплом, укрепляют его угасающую душу?..
— После разгрома Длинных Ножей на реке Смелой Выдры, — продолжал Сагамор, — чироки перебрались ближе к Миссисипи. Территория эта еще совсем не знала белого человека. Только временами появлялся здесь то одинокий охотник, то торговец мехами. Но и они старались как можно скорей оставить эти места, боясь как огня встречи с нашими воинами и воинами племени Поу-Поу,[28] живущими на противоположном берегу реки. Мы жили с этим племенем в дружбе, которая еще больше укрепилась после того, как однажды спасли их охотников от белых из-за Миссисипи. Между нашими племенами хоть и было заключено братство, но каждое из племен продолжало жить своей жизнью. И часто мы, переходя реку, бывали друг у друга в гостях.
Однажды, перейдя реку, которая была как бы границей между нашими землями, Черная Туча приказал разбить лагерь. К исходу дня, когда запылали костры и старейшины с воинами собрались на Площадь Совета, вперед вышел Черная Туча в сопровождении Вискиски племени Поу-Поу по имени Седой Ворон и нескольких Сахемов — вождей родов.
По всему было видно, что готовится какое-то важное торжество. Но вот Седой Ворон поднял руку, и с его уст полилась песня — приветствие народу чироков.
При последних словах песни Седой Ворон подошел к костру и бросил в него щепоть порошка из копыта бизона и горсть медвежьей шерсти, чтобы племя никогда не знало голода Раздался звук трещоток, тихий и нежный, как если бы это сыпался песок у склона горы.
Черная Туча поднял руку.
— Сыны мои, — начал он неторопливо, — глаза мои видели много зим, много весен. Был и я молодым, как многие из вас. Тогда мне не было известно, что существуют бледнолицые, которые ненавидят нас Но пришло время, и мои глаза увидели их. Я сражался с ними, и мои руки не знали усталости. Но белых прибывало все больше. Их стало столько, сколько песку на берегу этой реки Их каменные типи вырастали там, где были могилы наших отцов… Теперь я уже стар, глаза мои застилает мгла, и они плохо стали видеть врага. Солнце моей жизни спускается все ниже Думаю, что я не дождусь уже нового снега и душа моя улетит осенним ветром, чтобы на небе Севера танцевать Танец Умерших.
Вы знаете, сыны мои, что темная мгла заслонила солнце и скрыла светлую дорогу, по которой некогда шел наш народ. Но Добрый Дух, продолжая покровительствовать нам, послал к нашим племенам доблестного мужа, которого я, ослепленный, хотел убить и который стал защитником нашего народа. Теперь он поведет вас по новой дороге жизни.