Анна понимала, что такая бесчестная, и к тому же, по словам князя, распутная женщина как Нежинская пришлась князю Ливену совершенно не по душе, даже если и имела высокое положение фрейлины Императрицы. Но была озадачена тем, что сама она, похоже, приглянулась Его Сиятельству. Она осозновала, что дочь провинциального адвоката с невеликим приданым была не самой лучшей партией для Штольмана, что если бы он надумал жениться, в Петербурге он мог бы найти себе супругу и породовитее, и побогаче. Но в своих письмах к сыну князь всячески подталкивал его жениться именно на ней, Анне, когда каким-то образом узнал, что Яков отдал ей свое сердце. Оставил ему квартиру, чтоб он жил там с ней, оставил перстень князей Ливенов, который был у нее сейчас на руке… Рассказал все своему брату, похоже, заранее зная, что Павел примет его незаконного сына… и его избранницу… Была ли симпатия князя Ливена к барышне Мироновой основана только на том, что Яков влюбился в нее, как ей хотелось думать ранее, или же что после Нежинской для Его Сиятельства любая порядочная барышня или дама уже была бы хороша для сына, она теперь затруднялась сказать…
Ливен поднялся в свои покои и увидел, что дверь в комнаты брата была открыта. Около секретера сидела Анна и смотрела в никуда.
— Аня, что случилось? Почему на тебе лица нет?
— Павел? Извини, я зашла в комнаты к Дмитрию Александровичу…
— Я же тебе говорил, что ты можешь заходить в них, когда захочешь, поэтому и оставил их открытыми.
— Я снова увидела дух Дмитрия Александровича, он сидел за этим секретером и что-то писал, а потом взял тетрадь и еще что-то и поместил куда-то сбоку. Я даже не поняла куда… А когда дух исчез, я решила попробовать поискать. Открыла несколько ящичков и в одном случайно на что-то нажала, оказалось, что внутри боковой стенки был тайник. И я вынула его. А в тайнике… вот, — она показала Павлу портрет Кати и Якова и тетрадь.
— Я не понимаю, из-за чего ты расстроилась. Думала, что я буду тебя ругать, что ты залезла в секретер? Нет, не буду. Ты ведь не среди вещей Дмитрия копалась, я же тебе сам сказал, что здесь никаких его вещей нет.
— Но Дмитрий Александрович-то мне показал… Точнее его дух…
— Ну так ты же случайно открыла. Если не знать точно, где механизм, тайник не открыть. Только если действительно случайно. В таких секретерах часто бывают потайные отделения, в совершенно разных местах — двойное дно в ящичке, выдвижная стенка как в этом… Дилетанту в этом не разобраться. Тебе просто, как говорят, подфартило. Я рад, что ты нашла портрет. Я и не знал, что такой есть.Теперь у Якова будет свой настоящий портрет с матерью. А не тот, где он с Дмитрием и Катей, про который мы не могли с точностью сказать, с кого он срисован, с изображения Якова, о котором мы не знали, или, возможно, даже с моего. Или ты не рада?
— Нет, конечно, я тоже очень рада, что нашелся этот портрет.
— Тогда в чем дело?
— Павел, тетрадь упала на ковер и открылась на одной странице, а я прочитала… вот здесь… больше я ничего не читала… честно…
Павел взял дневник брата. Быстро пробежал глазами по странице.
— Ты из-за Нежинской так расстроилась?
— Да… Ты ее знаешь?
— Как мне ее не знать, если мы оба при дворе? Дмитрий, на мой взгляд, дал ей очень точную характеристику… Тебе неприятно из-за того, что Яков связался с такой недостойной женщиной?
— Да… И что он… был с ней в Затонске… после того, как расстался с ней в Петербурге… и еще кое-что…
— Аня, мне кажется, он был с ней не только по той причине, что она была… доступной женщиной… Думаю, там было не все так просто… Но даже если и не это, мужчина может пойти с женщиной, даже с бывшей… если он не связан обязательствами с другой… Ведь будет ли у него когда-нибудь что-то с тобой, Яков не был уверен… мечтал — да, но вряд ли даже надеялся… Так что не суди его строго… за Затонск…
— Не судить его строго за Затонск?
— Да. А что касается, самой его связи с Нежинской, согласен, приятного тут мало… Но думаю, Дмитрий принял слова извозчика слишком близко к сердцу — он зря беспокоился, что Яков и Нежинская могли когда-то пожениться. Зная Нежинскую, я могу сказать, что она бы никогда опустилась до того, чтоб выйти за Штольмана — не за таким мужем она охотилась все годы. Штольман совершенно не из того круга, откуда мужчины, которых она пыталась захомутать. Но если бы Яков растерял последние крупицы разума и сделал ей предложение, а она приняла его — по неведомым мне причинам, то Дмитрий бы сделал правильно, если б ничего не оставил Якову… И я бы… тоже подумал, говорить ли Якову, что мы родственники… Извини, если это прозвучит для тебя предвзято, но я бы не стал искать… родства с человеком, который выбрал себе в жены подобную особу… Ливенам хватило позора иметь такого как Гришка, без Нежинской…
Ливен знал о Нежинской много, очень много. Положение фрейлины часто давало возможность найти достойную партию для брака в высшем свете. Но Нежинская, похоже, хотела слишком многого, у нее были чересчур большие амбиции. Как говорится, не по Сеньке шапка. Своих денег у нее не было, она могла рассчитывать только на приданое, которое должно было быть ей дано как фрейлине. Но ей был не нужен безденежный муж, которого бы интересовало ее собственное приданое, она хотела возвыситься, хотела мужа со средствами и желательно с титулом, ну или хотя бы из титулованной семьи (но уж точно не бастарда как Штольман!). Но такие мужчины искали в супруги кандидаток с безупречной репутацией. А Нежинская слишком уж рьяно пыталась пролезть наверх и урвать, где только можно, всеми возможными и невозможными способами, в том числе и теми, из-за которых потом бы шушукались за спиной мужа — это в лучшем случае. Завести с ней постельную интрижку — почему бы нет, если уж сама вешается на шею, взять на содержание — но только до тех пор, пока не подвернется более подходящая любовница, вступить в законный брак — Боже упаси! Нежинской оставалось только надеяться на случай. Или на чью-то наивность и неискушенность. Тогда-то и случилась трагедия.