— Франсис, целых два года я демонстрировал воистину ангельское терпение, — донесся до леди Сен-Клер голос короля. — Прошу вас, перестаньте играть со мной!
Аморе почувствовала, как от смущения невольно зарделась. Разве так подобает вести себя монарху?! Но, похоже, он ослеплен так, что даже этого не замечает.
— Ваше величество, прошу вас понять меня, — с мольбой в голосе заговорила Франсис. — Моя безупречная репутация — единственное и самое большое мое богатство. И стоит мне его утратить, уступив вам, меня, как и леди Каслмейн, ждет всеобщее осуждение, причем осуждение вполне обоснованное.
— Да кого интересует, о чем судачат несчастные лондонские обыватели?! — горячо возразил король. — Я осыплю вас доказательствами своего расположения, и вы это знаете, ибо я не раз обещал вам это. Если же вы до сих пор лелеете надежду занять место королевы — увы, должен вас огорчить: это невозможно!
— В таком случае вам остается лишь рассчитывать на благосклонность ваших фавориток, сир, потому что я никогда не стану одной из них. Не могу, поймите, я не могу просто так отдаться вам.
В голосе Франсис Стюарт явственно звучало недовольство, чуть ли не отвращение. Она понимала, что нанесла Карлу оскорбление, однако вымаливать у него прощение было превыше ее сил. Повернувшись, она поспешила прочь. Аморе невольно прижалась к деревянной панели, которой были облицованы стены зала, чтобы Франсис ненароком ее не заметила. Видимо, не зря болтали при дворе, что холодность Франсис объясняется глубоким отвращением к мужчинам вообще, не говоря уже о близости, подумала Аморе. И почему только король потерял голову именно от этой писаной красавицы? С таким же успехом молено было влюбиться в мраморную статую.
Обождав, леди Сен-Клер покинула убежище и тихо подошла к оконной нише. Король устремил неподвижный взор сквозь стекла в свинцовых рамах в ночную темноту. Аморе встала справа от него и, не говоря ни слова, дотронулась до его руки. Через разрезы рукавов его шитого серебром камзола проступала ткань сорочки. Сквозь тонкую материю Аморе почувствовала тепло его кожи. Вырванный из раздумий, Карл повернул голову к ней, коснувшись шелковистыми локонами парика руки Аморе.
— Вы подслушивали, мадам? — с легким недовольством спросил он. Не дожидаясь ответа, он с горечью добавил: — Славно небось стать вдруг свидетелем тому, как твоего короля унижают?
— Нет, ваше величество, — серьезным тоном ответила леди Сен-Клер. — Я всегда желала видеть вас счастливым.
Король медлил с ответом, явно смущенный ее искренностью и сочувствием, поскольку в глубине души ждал издевки. Потом усмехнулся.
— А вы знаете, самое смешное, что я вам отчего-то верю! Знаете, я всегда был высокого мнения о вас, несмотря на все ваши промахи и заблуждения.
Карл повернулся к Аморе и с любопытством посмотрел на нее.
— Это верно, что вы тогда нарушили мое распоряжение и не отправились со двором в Хэмптон-Корт ради того, чтобы помогать пострадавшим от чумы в Лондоне?
— Сир, это не совсем так, — не стала лукавить Аморе. — Мой духовник, отец Блэкшо, посвятил себя уходу за больными, и я осталась помочь ему в этом.
— Как я понимаю, вы решили разделить бремя забот с вашим иезуитом.
В голосе короля звучало понимание. Он знал Иеремию с тех пор, как тот во время гражданской войны служил военным лекарем, и однажды ему даже пришлось оперировать раздробленную ногу Карла. Как знал и о том, насколько сильным было его влияние на Аморе.
— Ваша самоотверженность заставляет предположить, что вы любите отца Блэкшо куда сильнее, чем просто друга. Вы ведь не устаете повторять, что он ваш друг. Но я не собираюсь ничего у вас выпытывать. Значит, он ухаживал за больными чумой и при этом остался в живых! Наверняка он накопил много новых знаний об этой страшной болезни. Прошу вас передать ему, что мне хотелось бы получить отчет об этой работе. Позже сообщу вам, когда он должен будет явиться ко мне с докладом.
— Отец Блэкшо будет весьма польщен вашим интересом к его скромным трудам, — заверила короля Аморе.
Она стояла так близко, что Карл ощущал аромат ее духов, смешавшийся с запахом кожи. Напряжение, не покидавшее его после разговора с Франсис Стюарт, исчезло, он вдохнул полной грудью и радостно улыбнулся леди Сен-Клер.
— Должен признаться, я скучал по вам, мадам, — тихо произнес Карл. — Если не считать одного-единственного раза, вы никогда не заставляли меня страдать. Вы всегда были рядом, как спасительный островок в бушующем море бесконечных интриг и ревности. И вот вы опять при дворе и, как я надеюсь, готовы развлечь своего короля и поддержать его в трудную минуту.
— Ваши пожелания — закон для меня, сир, — лучезарно улыбнулась леди Сен-Клер. Ее черные глаза зазывно блеснули.
Король улыбнулся в ответ. В любви это был человек сдержанный, не любивший бегать за понравившейся ему женщиной, а предпочитавший дождаться, пока та сама не кинется ему на шею или пока придворные благожелатели не подложат ее к нему в постель. Аморе поняла это сразу и никогда не действовала вопреки ожиданиям Карла. И сегодня вечером она решилась на эту встречу не только ради того, чтобы вновь завоевать пошатнувшуюся было благосклонность, но и чтобы в очередной раз избавить его от дурного настроения.
— Мне бы очень много хотелось рассказать вам, сир, — игриво улыбнувшись, сказала она, — но вы же помните, что я всегда мерзла и, увы, где-то затеряла свою шелковую шаль.
Чувственные губы короля растянулись в лукавой улыбке.
— Конечно же, мне не хочется, чтобы вы простудились, мадам. Позвольте сопроводить вас в покои, чтобы вы могли взять там шаль.
Леди Сен-Клер кивнула в знак согласия и жеманно взяла его под руку. Перед тем как в сопровождении Карла выйти из зала, Аморе мельком оглядела присутствующих и заметила устремленный на нее пристальный взор голубых глаз. На лице Барбары было написано торжество и ревность. Нет, этой дружбе долго жить не суждено, подумала леди Сен-Клер.
Служанки Аморе мгновенно испарились, едва завидев, что их госпожа явилась в сопровождении короля.
У камина, где пылал огонь, оба остановились. Молча король смотрел на это молодое лицо, пока не тронутое тленом придворных распутств, на живые черные глаза, на зазывно полураскрытые полные губы. Иссиня-черные волосы — наследие от матери-француженки — были гладко зачесаны наверх и сзади на затылке собраны в узел с жемчужной заколкой. Но основная масса их тяжелыми локонами ниспадала на спину, доходя до талии. Лоб обрамляли мелкие завитки, чуть умерявшие изначально строгий вид леди Сен-Клер. В знак траура по жертвам мора Аморе надела сегодня черное платье, украшенное кружевами. Нижняя юбка карминно-красного цвета, проступавшая из-под разрезов платья, на бедрах была обильно расшита золотой нитью. Глубокое декольте также украшали по бокам черные кружева.
— Я успел позабыть, какая вы красавица, моя дорогая Аморе, — прошептал Карл, нежно целуя впадинку между ее грудей. — У вас восхитительная грудь, самая красивая из всех, — польстил он ей и, почувствовав, как женщина затрепетала от прикосновения его губ, положил руки ей на бедра и нежно, но решительно привлек ее к себе.
— Дорогая, да вы и в самом деле продрогли, — с оттенком лукавства произнес король. — Давайте я вас согрею.
Аморе, запустив руки в облако ткани, ощутила тепло молодого тела. Карл блаженно застонал от прикосновения ее ласковых пальцев. И хотя он со всей остротой ощущал недвусмысленные физические симптомы влечения, тем не менее сдерживал себя. Он был из тех, кто способен наслаждаться каждым мгновением. Пальцы его спускались все ниже и ниже по спине Аморе, энергично и умело распуская шнуровку, пока корсет не скользнул вниз. Юбки, нижние, верхние, сорочка, чулки — все поочередно падало на паркет, обнажая стройное тело с безупречной кожей. Карл, раздевшись, прилег к ней на постель, и с любознательностью первооткрывателя стал изучать шею, спину, бедра этой удивительной женщины. Вдоволь насладившись зрелищем, притянул ее к себе и, шумно дыша, вошел в нее. Карл был умелым и внимательным любовником, не скупившимся на ласки и никогда не отпускавшим партнершу неудовлетворенной. Любовные игры служили ему утехой и способом ухода от докучливых проблем, вызванных заботами о благе державы.