— По вашему рассказу этот паренек мне показался не так уж плох. Из таких ребят, обычно, вырастают хорошие люди, — заметил Шарый…
— Да, если вовремя помочь им стать на правильный путь.
Николай Арсентьевич кивнул в сторону освещенного сельского клуба:
— Зайдемте?
— Может быть, вас одного оставить? — спросила Вера Алексеевна, поняв, что не ради развлечения Шарый хочет идти в клуб.
— Зачем? Неужели я вам так надоел? Я собирался сегодня, если вы не против этого, провести весь вечер с вами.
Только что кончилась лекция, и в клубе еще было много народу. Молодежь быстро сдвинула скамьи и стулья к стенам, освободив середину зала для танцев.
Бухгалтер Рязанов, склонившись к новому аккордеону, выслушивая его, как врач больного, наигрывал тягучий, грустный напев. Густые светлые волосы бухгалтера были гладко зачесаны назад. Только небольшая прядь их упала на лоб, закрывала глаз. Но Рязанов, увлеченный игрой, не обращал на это внимания. Под умелыми пальцами аккордеон плакал и стонал. Вот в грустную мелодию влился торопливый говор. Казалось, кто-то невнятно, захлебываясь, с надрывом стал жаловаться, но основная мелодия вдруг окрепла, налилась силой, смяла, заглушила этот голос и полилась, уже торжествуя и с угрозой.
— Хорошо играет, — остановилась в дверях Вера Алексеевна. Рязанов сидел в окружении разряженных девушек. Возле него стояла продавщица Леночка.
На скамейках у стен чинно восседали, переговариваясь, пожилые колхозники. Среди них дед Пахом; как всегда, недовольный чем-то, подвыпивший Аполлон Никитич и председатель колхоза Елизавета Петровна Фомина.
Из угла просторного зала доносился звук костяшек домино.
— А-а-а-а, наши гости! — увидев Шарого и учительницу, поднялась председатель.
— Я хотела бы узнать, когда ребятам на плантацию? — пожимая руку Елизавете Петровне, спросила Вера Алексеевна.
— Лучше всего, если сможете, часиков в пять — в половине шестого. Нам так сейчас нужна помощь. Роза в самом цвету — много рук требуется.
— С удовольствием поработаем. Это даже входит в план нашего похода.
— Вот спасибо. А на плантации для вас завтра специально будет повар готовить. Деда Пахома выделили. Он у нас кулинар заслуженный. Еще в германскую ротным кашеваром был.
— Вы, Елизавета Петровна, уж очень о нас беспокоитесь.
— Такая у меня должность, — развела руками председатель и повернулась к Рязанову: — Эй, Леонид Захарович! Хватит тебе девчатам душу бередить. Дай-ка что-нибудь веселенькое.
— Всегда пожалуйста! — вскинул голову Рязанов.
Аккордеон вздохнул во всю силу мехов и заговорил бодрым, четким перебором.
Елизавета Петровна, пристукивая каблуками, подплыла к задремавшему деду Пахому:
— Тряхнем стариной, дедушка Пахом. Покажем молодежи, как надо плясать.
— А чаво! — встрепенулся дед и сейчас же молодецки шлепнул треух на скамейку:
— Это мы могем! — дед поправил ладонью свалявшуюся бородку, и, выпятив сухую грудь, по-петушиному двинулся на плотную, пышущую здоровьем Елизавету Петровну.
Зрители зашевелились, заулыбались. Даже в углу зала на время перестали стучать костяшками домино.
В кругу появилась вторая пара, третья.
Елизавета Петровна и дед Пахом уже стояли у стены. Дед надрывно кашлял, и Елизавета Петровна придерживала его за локоть. А пол клуба гудел под ногами плясунов.
— Эх, сам бы вдарил, да подмены нет! — воскликнул раззадоренный Рязанов.
— Вы же, Леонид Захарович, у нас единственный, — проговорила, играя глазами, Леночка.
— А ну, дайте-ка, попробую! — протиснулся к Рязанову Шарый. Он взял аккордеон и заиграл плясовую.
Рязанов вышел на середину круга, лихо ударил в пол ногой и, отбив замысловатую чечетку, склонился в поклоне перед Верой Алексеевной.
Красивое личико продавщицы Леночки недовольно нахмурилось.
Вера Алексеевна переглянулась с Шарым и, ободренная его кивком, вышла в круг.
Из клуба вывалились дружной ватагой.
— Спокойной ночи, — шепнул Шарый Вере Алексеевне и быстро смешался с толпой.
Окруженный группой парней и девушек, он пошел по середине освещенной луной улицы, на ходу играя бодрый марш. Отстав на несколько шагов. Вера Алексеевна шла сзади до самой школы.
— Кто идет? — услышав скрип калитки, негромко окликнула ее Оля Пахомова.
— Это я, Олечка, — отозвалась Вера Алексеевна. — Как твое дежурство? Сбитнев пришел?
— Пришел.
— Все ребята спят?
— Все. Кто давно уже, а некоторые только что улеглись.
Вера Алексеевна медленно пошла между палатками.