— Не помнил дальше Ваня, как блуждал в лесу. На четвертый день наткнулись на него партизаны-разведчики и принесли в отряд, где он и встретился с отцом.
Егор Егорович снова прикурил трубку от прутика, окутался клубами сизого дыма.
— Наш партизанский отряд к тому времени окреп и сильно досаждал фашистам. В двух деревнях мы гарнизоны уничтожили, разгромили три колонны автомобилей. Ну, потом — резали связь, рвали мосты. Гитлеровцы решили разделаться с нами: направили в лес большую карательную экспедицию. Проводником у них был Сенька Чуб.
Четверо суток гонялись фашисты по нашему следу, бомбили с самолетов. Выставляли мы заслоны, да где там… Много партизан легло.
В отряде были больные и раненые, которых приходилось переносить на руках. Измучили нас постоянные переходы, голод и усталость валили с ног. А враги вцепились в хвост — никак не оторваться.
Отряду грозила неминуемая гибель. И спас партизан Ваня.
Поднялись мы вот здесь, у Хмурой горы, на плато, а гитлеровцы следом, как тараканы, лезут, строчат из автоматов.
Командир приказал отцу Вани и молодому партизану Савченко — был у нас такой кудрявый весельчак и плясун — остаться у кромки плато прикрывать отход отряда.
Тут все и произошло.
Плоскогорье спускается вниз. Справа и слева раскинулись могучие леса, а между ними начинается Хмурая гора. Отряд свернул в лес, оставили на опушке для наблюдения и связи одного партизана, Шмелева. Он-то потом обо всем и рассказал.
Укрылся Шмелев в кустах и видел, как отстреливались двое партизан от наседавших немцев. Сверху-то было удобно бить. Они перебегали с места на место и садили в два автомата. Несколько гранат спустили на голову врагам, в самую гущу. Но вот упал Савченко, прижался кудрявой головой к камню и не шевельнулся больше. Отец Вани укрылся за большим камнем, продолжал отстреливаться, как вдруг у него заело автомат. А в это время из-за камня появился Сенька Чуб с парабеллумом в руке. Ванин отец вскочил и ударил прикладом по голове предателя, но тот успел выстрелить. Споткнулся партизан, перевалился через камень и покатился вниз по склону. А на плато уже вылезали фашисты.
Офицер ихний ткнул пистолетом в бок оглушенного Сеньку и закричал так, что даже Шмелев расслышал:
— Шнель, шнель! Где партизан? Ходи!
Чуб показал рукой на поляну вперед. Глянул туда и Шмелев и обмер: стоит посреди поляны у большого камня Ваня. Видать, не захотел бросить отца остался. Ваня смотрел на фашистов и медленно пятился назад.
«Ну, сейчас бросится в лес — и погиб отряд», — подумал тогда Шмелев.
Офицер что-то крикнул, и несколько фашистов побежали к Ване. Мальчик повернул было в лес, куда скрылся отряд, и вдруг метнулся в противоположную сторону, через поляну. Солдаты, гремя оружием, ринулись за ним: видно, решили взять живым.
Оглянулся на них Ваня, еще быстрее побежал и что было силы закричал:
— Тика-а-айте! Тика-а-айте! Фаши-и-сты!
Совсем немного осталось ему добежать до кустов, но один долговязый фашист дал очередь из автомата. Упал Ваня метрах в пяти от опушки, крикнул в последний раз: «Тикайте!». А каратели развернулись и всей лавиной устремились по его пути в лес, но только партизаны-то уходили в другую сторону.
— Так за отряд отдал свою жизнь пионер Ваня Пронин, — медленно и сурово закончил Егор Егорович и, низко опустив голову, задымил трубкой.
Не шелохнувшись, молча смотрели ребята на сгорбленную фигуру лесника. У многих в глазах стояли слезы.
— Вот это герой! А ты, Вася, смог бы так? — тронув за рукав Коркина, шепотом спросила Галя Пурыгина.
— Кого-чего? — запинаясь от волнения, переспросил Коркин. — Я? Я не знаю. А вот Витя, по-моему, смог бы!
Егор Егорович поднял глаза, полные тоски:
— Когда он погиб, то был вот таким же мальцом, как вы, — закончил он.
— Дядя Егор, а этого предателя, Сеньку Чуба, поймали? — спросил Сбитнев.
— Не довелось слышать, — ответил лесник. — Может, подох от партизанской пули, а может, и сейчас еще волком рыщет по земле…
— А отец Вани так и погиб тоже? — спросила Оля.
— Отец-то в живых остался… Добрый человек подобрал его и выходил, — Егор Егорович, как бы вспомнив что-то, резко поднялся:
— Ну, так счастливо вам, оставаться, ребятки; пора мне — засиделся…
— Останьтесь еще! Побудьте с нами! — окружили старика пионеры.
— А уха? Вы же уху нашу хотели попробовать! — забеспокоился повар, Вася Коркин.
— Ничего, ничего, ребята. Уха в другой раз. А сейчас надо торопиться дело ждет.