От такого безграничного доверия, которое ему сейчас оказали, у Довчина сперло дыхание, закружилась голова. Наконец-то фортуна ему улыбнулась!
— Мудрейший посланец! — он схватил Балдана за руку. — Твоим словам нет цены! Наши планы совпадают! Япония поможет нам, а мы окажем ей помощь в осуществлении ее планов. Да поможет нам все победивший и все миновавший Будда! Мы ничего не пожалеем для осуществления наших замыслов. — Голос его срывался.
— Не радуйтесь преждевременно, досточтимый хубилган. «Поспешишь — замерзнешь» — гласит монгольская мудрость. Не забывайте об этом. Через десять дней я должен послать первую шифровку господину Инокузи из монастыря Святого Лузана. Кстати, когда вы думаете отправить меня туда? — Балдан стремился перевести разговор в нужное ему русло.
— А вы сами когда собираетесь ехать?
— Не позднее чем через день. Отправлюсь под видом скотовода-кочевника. Приготовьте мне хорошего коня, одежду да не забудьте написать письмо к тамошнему настоятелю.
— Не извольте ни о чем беспокоиться. Все будет в порядке. Настоятелю монастыря хамба-ламе[13] Содову я пошлю через вас особое задание. Вас же назначаю там ответственным лицом, о чем дам знать настоятелю. Отныне без вашего ведома он не должен будет принимать ни одного решения. У настоятеля получите монашью рясу и станете там гэсгуем[14]. Нет-нет, пожалуй, лучше назначу вас казначеем на место прежнего. Сбор пожертвований — а их поступает значительное количество — дело ответственное, и лучше поручить его вам.
— Приказываю вам постоянно держать со мной связь и немедленно докладывать о любых указаниях японских господ, — неожиданно властным голосом добавил хубилган.
«Ого! Вот тебе и старый перерожденец! Коварный шакал», — подумал Балдан. Но хубилган, словно прочитав мысли «японского посланца», вытащил четки и, ловко перебирая их мясистыми пальцами, зашептал молитву, закатив по обыкновению глаза к небу.
В душе каждый из них по-своему радовался своей удаче.
«Надо будет сказать Шушме, пусть велит своим людям прекратить за Балданом слежку, он вне подозрений. Мое чутье никогда не обманывало меня. Возможно, и Балдан в своих донесениях воздаст хвалу разуму мудрого хубилгана, оказавшего большое доверие посланнику Страны восходящего солнца», — кичливо рассуждал Довчин, мня себя уже на ханском престоле.
Доставая тушь и кисточки[15] из ящичка, хубилган прикидывал в уме, как бы получше составить письмо к хамба-ламе Содову, но так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.
Весь следующий день Балдан с утра готовился к отъезду в монастырь. Теперь он должен был действовать вдвойне осторожно: еще неизвестно, что на уме у перерожденца и у этой старой хитрой лисы Шушмы. Неспроста же они постоянно твердят, что «у змеи пестрые пятна снаружи, а у человека — внутри».
После полудня к Шушме пришли какие-то китайцы с узлами, пошушукались с хозяином и ушли, оставив после себя едкий запах смеси чеснока и тухлых яиц. Этих людей Балдан прежде не видел.
Потом появился темнолицый монашек с письмом от перерожденца к настоятелю монастыря Святого Лузана.
Близился вечер, а Шушма все возился возле сарайчика, укладывая в переметные сумы еду для Балдана и подарки для хамба-ламы.
— Послушайте, любезный, бросьте вы все это, — подошел к нему Балдан. — Пойдемте-ка лучше в кино. Скучно сидеть без дела и ждать завтрашнего утра. Там, в глухомани, небось не то что кино, но и бани-то, наверное, нет.
Шушма, как и рассчитывал Балдан, идти в кино отказался, оправдываясь тем, что не любит увеселений, считая их ненужной блажью и пустой тратой времени. Но истинная причина, разумеется, крылась в другом: Шушма всячески избегал людных мест, не желая, чтобы его лишний раз видели в городе.
— Идите один. У меня еще много работы в хашане. А в городе вам бояться нечего, здесь тихо, и в лицо вас никто не знает, — отнекивался Шушма.
Но Балдан решительно отказался идти один в город, сославшись на незнание здешних обычаев. Зевая от скуки, он слонялся по хашану от безделья, потихоньку наблюдая за китайцем. Тот же, боясь вызвать гнев хубилгана тем, что не угодил гостю, продолжал уговаривать Балдана провести вечер без него.
— Ну ладно, — вздохнул Балдан, — пойду поброжу по городу, а если удастся — посмотрю немой фильм. — Он снова зевнул, не спеша переоделся в новый дэли из китайского шелка и ленивой походкой вышел из хашана. Медленно брел он по пыльной улице, ведущей к единственному в городе кинотеатру. Кажется, сегодня его не преследовала чужая тень. Но он все время был начеку. До сеанса оставалось еще немного времени. Балдан потолкался в очереди возле кассы, купил билет и, направляясь к входу в кинотеатр, вдруг заметил рябого банщика, высматривавшего кого-то в толпе. У Балдана бешено заколотилось сердце. «Неужели сорвется встреча с помощником?! Этот банщик, конечно же, пришел сюда не ради забавы», — подумал Балдан, пропуская вперед зрителей и входя в зал одним из последних. Он тщательно обшарил глазами каждый ряд, но китайца в зале не оказалось. «Остался караулить у входа? Или передал „эстафету“ кому-то другому?» — спрашивал себя Балдан, снова и снова обводя глазами зал. Рябого среди зрителей не было.
14
15