— Кого же вы нашли, уважаемый Дамиран? — Балдан нетерпеливо похлопывал ладонью по голенищу сапога.
— Краснолицего Лувсана. До народной власти он был самым богатым человеком в нашем хошуне[32]. Новая власть раздала его бесчисленные табуны и стада, оставив ему жалкие крохи. В общем, он разделил мою участь.
— Я не одобряю вашего шага, — рассердился Балдан. — Да каждый глупец сразу укажет на него пальцем! Может быть, пока мы здесь лясы точим, его уже схватили. Идиоты! Ни одного задания не могут выполнить профессионально!
Морщинистое лицо тайджи покрылось красными пятнами, руки задрожали, упавшим голосом он попытался оправдаться перед всесильным японским посланником.
— Никто не заподозрит нас, не бойтесь. Подобных случаев в наших краях было немало. Даже опытные наездники, случалось, именно так и погибали в степи. И я не помню случая, чтобы кого-то подозревали при этом… Притом Лувсан не наемный убийца. Он преданный нам человек, сам заинтересован в нашем священном деле.
Балдану хотелось собственноручно расстрелять этих отщепенцев, которые, прикрываясь молитвами, сеяли по земле черное зло и рассуждали об убийстве человека с таким же спокойным равнодушием, как будто говорили о куске жареного мяса. Ему было невыносимо жаль честного, прямого, умного председателя Сэда, чуткого к горю людей, очень доброго человека, все мысли которого всегда были с народом. У Балдана щемило сердце от сознания своей вины, что он не успел предотвратить это гнусное убийство пламенного борца за народное счастье.
А в это время в центр сомона бешеным галопом скакал Цултэм. Подъехав к дому, где находилось сомонное управление, он с ходу прыгнул на крыльцо и вбежал в кабинет председателя сомона.
— Убили товарища Сэда. Вечером, когда он возвращался домой, его убили, свалили с коня, зажав ногу в стремени, и пустили лошадь галопом, дав ей такого кнута, что на крупе осталась темная полоса. Я знаю, чьих рук это дело. Убийца здесь, но у меня нет пока доказательств.
Председатель сомона, ранее работавший писарем в уезде, был по натуре человеком невозмутимым. Но, услышав эту весть, он сразу вскочил.
— Что ты мелешь? Какое может быть убийство в здешних краях, где каждый верует в бурхана, запрещающего насилие над человеком?! Отродясь не слыхивал про убийства!
— Да не мелю я, председатель! Сэд был ненавистен некоторым из бывших! Они давно точили на него зуб и открыто угрожали. Вы лучше меня знаете Сэда; всю душу он отдавал народу, боролся за нашу власть, прижимая к ногтю всякую контру!
— С этим делом разберемся, Цултэм.
— Председатель. Еще одно. Сейчас у нас ни о чем другом не говорят, как только о новом субургане и о пожертвованиях на его возведение. Запретили бы вы его вовсе, этот субурган! Люди, по-моему, даже есть перестали от этих разговоров.
— Нельзя. Сколько веков люди жили в темноте и невежестве подумай! Даже хан для них был живым богом! Люди верят еще в перерождение и в лучшую жизнь после смерти. Одним приказом тут не поможешь. Надо разъяснять на конкретных примерах вред всяких субурганов и показывать наглядно, сколько добра и счастья принесла народу революционная власть, открывшая дорогу из мрака к свету. Понял, сынок?
12
В селении, как и уверял Дамиран, никто не искал злоумышленников, оборвавших жизнь председателя Сэда. Все считали, что несчастный случай повернул лицо этого доброго человека к стране спокойствия, и искренне желали ему счастливого перерождения. Один Цултэм не допускал, чтобы изнуренный частыми дальними разъездами конь, привыкший исполнять любую волю хозяина, мог так запросто, ни с того ни с сего сбросить хорошего, можно сказать, удалого наездника, каким был Сэд. Он был убежден, что гибель председателя — это выплеснутая наружу черная злоба заклятых его врагов, лишившихся богатства, нажитого кровью неграмотных аратов, бывших феодалов и богачей. И Цултэм дал себе слово найти убийц председателя и воздать им по закону.
Сообщив в Центр о печальных событиях минувшей ночи, Балдан решил не трогать до поры до времени Лувсана.
На телеге Гомпила, запряженной парой волов, он ездил по хотонам и аилам, собирал с верующих пожертвования на субурган, строго отмечая, кто что давал. Часто он брал с собой и Гомпила. Тогда Балдан садился на верхового коня, а Гомпил правил подводой. Однажды, объехав несколько аилов, разбросанных по степи и в долинах на значительном расстоянии друг от друга, они направились к хотону, где жил Лувсан. Балдан пришпорил коня и ускакал вперед. Войдя в юрту Лувсана и получив от хозяина пиалу традиционного чая, заправленного сливками, Балдан объяснил причину своего приезда, и напряженное выражение тотчас исчезло с сизого, испитого лица Лувсана.