— Странно, почему их до сих пор нет? Они давно уже должны быть здесь. Эй, Дамиран, объяви верующим, что по велению бурхана праздник освящения откладывается на три дня.
Как раз в то самое время, когда жгучая волна предчувствия неотвратимой беды разрывала сердце хамбы, Дамдин-Очир и двое его приближенных были схвачены пограничниками и сидели в машине, направлявшейся в Центр. Во время схватки погиб верный товарищ Балдана Гомпил, пронзенный насквозь кинжалом баргута. Теряя последние силы, слабеющим голосом он просил Балдана:
— Сохрани баргуту жизнь. Я умираю… Пусть баргут увидит нашу победу, пусть раскается в содеянном им зле… Это Дамдин-Очир его руками… Позаботься о моей семье… Прощай, друг… — И его голова беспомощно опустилась.
…Неподалеку от монастыря Балдана ждали сотрудники органов госбезопасности. Внешне они ничем не выделялись среди послушников бурхана, приехавших издалека на праздник субургана.
— Завтра будем брать хамбу Содова и всю его челядь, причастную к заговору. План операции утвержден Центром.
— Хамба-ламу я возьму собственными руками. — Лицо Балдана запылало гневом. — Его паршивый пес, которому он платит, убил хорошего парня, моего товарища. Хотел бы я услышать, что соизволит ответить этот святоша перед бурханом, стоящим у него на жертвеннике у изголовья постели! — Балдан сжал кулаки и заскрипел зубами.
— Послушайте, товарищ, вы проделали такую большую работу и вдруг рассуждаете, как ребенок. Зачем вам непременно нужен ответ хамба-ламы перед образами? Идите-ка лучше к самодеятельным артистам, а с хамбой встретитесь в Улан-Баторе.
Вокруг небольшой группки лам толпилось десятка два аратов, доставших со дна кованых сундуков допотопные дедовские ружья и отслужившие свой век сабли. Возложением их на субурган они хотели доказать свою непоколебимую веру в бурхана и вымолить у него счастливое перерождение себе и своим близким.
— Почтенный лама, — послышался из толпы старческий голос, — нам говорили, что сегодня будет бесплатный магазин и нас, послушников бурхана, будут одаривать подарками. Когда же он откроется? Ведь уже прошло столько времени… Сам тайджи Дамиран приезжал к нам и говорил…
— Да это все вранье, ламские выдумки, — отозвался молодой задорный голос, и толпа зароптала. — Когда это было видано, чтобы ламы раздавали товары бесплатно? Им нужны ваши ружья, — насмешливо продолжал тот же голос.
Люди разом загалдели.
— Раз такое дело, я свое ружье заберу назад. Еще неизвестно, хорошее ли будет предзнаменование, если в этот день на субурган возложить оружие. А может, это не к добру?
— Да, может быть, это как раз дурная примета?..
— А я, старый дурак, отдал за свое ружье и хорошего мерина, — корил себя седобородый арат с тоненькой косицей[53] за спиной.
В центре монастырской усадьбы одиноко стояла внушительных размеров пирамида возведенного в спешке за две ночи субургана, на вершине которого сиротливо поблескивал золоченый ганжир. Возле субургана так же одиноко стоял хамба Содов, рассеянно взирая на скудные пожертвования, среди которых почти не было оружия. Постепенно его сердце наполнялось бешеной яростью. Сплюнув на землю и растерев плевок ногой, хамба стремительно зашагал к юрте. Не успел он и закрыть за собой дверь, как к нему подлетел Дамиран.
— Это что по-твоему? — зашипел хамба, брызгая слюной и вперив в тайджи убийственный взгляд.
Оторопевший Дамиран повалился в ноги хамбе.
— Великий наставник! Смилуйся!! В людей вселился шулмас, и они забыли бурхана, нечестивцы.
— Каналья непутевая! Кургузый идиот! Только хвалить себя умеешь, старый ублюдок. Это и есть твоя работа? — страшным голосом орал наставник, указывая пальцем на субурган. На дряблых отвисших щеках хамбы играл нехороший румянец, глаза казались налитыми кровью, как у разъяренного быка.
— Все из-за Цултэма, — оправдывался Дамиран, не смея поднять головы. — Я отправлю его туда же, куда ушел Сэд…
— Надо было раньше думать, пустомеля!
— Смилуйся, великий лама! Смилуйся!! — Тайджи ползал на коленях вокруг настоятеля, но хамба, резко ударив Дамирана по рукам, вырвал полы дэли и прошел к жертвеннику. Из-под подушки стоявшей рядом деревянной кровати он вытащил небольшой узелок, сел на тюфяк и прикрыл глаза. Через некоторое время его лицо снова приняло благообразный, отрешенный вид. Развязав узелок и положив на ладонь кости, настоятель трижды встряхнул их и, перебирая другой рукой четки, стал пристально их разглядывать. Дамиран затаив дыхание терпеливо ждал, что скажет хамба-лама, но настоятель не проронил ни звука.