Мне кажется, мы любили друг друга. Но, по сути дела, ничего друг о друге не знали. Нужна была эта забастовка старшеклассников в Виборе, чтобы я узнал, кто же она в действительности, а она узнала всю правду обо мне.
Дело было во вторник. И хотя прошло много лег, я никогда не забуду эту дату — 17 ноября, потому что в этот день мне исполнилось 19 лет.
Был создан стачечный комитет, и Движение 26 июля назначило по делегату в каждую школу. Мне поручили пойти на собрание учащихся школы имени Эдисона, которое проводилось в доме Папо Молина, учившегося в колледже Маристас. (Папо Молино после пыток убили в ночь на рождество 1958 года.)
Я позвонил Йоланде и попросил извинения, тем более необъяснимого, что у меня день рождения. Но, как ни странно, она мне поверила. Не помню точно, но, кажется, я сказал ей, что мне нужно навестить тетку Марго, у которой довольно серьезно расстроилось здоровье. (Несмотря на свои семьдесят пять лет, она, казалось, еще никогда не чувствовала себя лучше.)
В восемь вечера я подошел к дому № 179 на улице имени Хуана Бруно Сайяса, где жил Папо Молина.
Постучал.
Мы оба чуть было не закричали от удивления. Именно Йоланда открыла мне дверь.
Прогулочная лодочка все ближе подходила к причалу.
— Ты вышла замуж, Йоланда? — снова спросил я ее, стряхивая с ладоней приставший к ним песок.
За темными стеклами очков я не видел ее глаз, но знал, что она пристально смотрит на меня.
— Да, я вышла замуж.
Опершись руками на песок, она поднялась и направилась к морю, подняла юбку выше колен и вошла в воду. У нее были плотные загорелые бедра. Я тоже встал, сбросил кеды и приблизился к воде. У самой кромки прибоя лежал обломок красноватой раковины, я поднял его.
— Да, — повторила она. — Пойдем.
Я подобрал рубашку и, раскачивая кедами, рядом с ней пошел к причалу.
— На сколько я тебя старше?
Я ждал ответа, притворяясь, что внимательно разглядываю перламутровый обломок.
— Мне двадцать пять лет. Ты это хотел узнать? А тебе двадцать шесть. Так?
Я отвел взгляд. Резко швырнул в воду осколок. Она вышла на берег и принялась выжимать на песок намокший подол юбки.
— Прокатимся на лодке? — пригласил я ее.
Она стряхнула песок со ступней и надела туфли.
После того вторника мы уже не скрывали друг от друга нашу революционную деятельность. Естественно, мы работали в разных группах. Она никогда не принимала прямого участия в моей работе. Передо мной стояли иные задачи: более рискованные, более опасные. Лишь один раз она спрятала у себя в доме две бомбы. Те самые, которые потом взорвались в здании центрального управления телефонной компании в Сантос Суаресе.
Я окончил колледж в сентябре этого года (1956 год), но не стал поступать в университет. Мне пришлось работать, и я через родителей устроился на место помощника по рекламе в транспортную компанию.
Мы с Йоландой строили различные планы. Кто не делает этого в юности? Мы мечтали пожениться, иметь детей, быть счастливыми. Но кто же не мечтает о семье, детях, счастье? Лишь потом мы узнали, что счастье — только одна из граней большой жизни, так же как страдания или выполнение долга. Того счастья, как мы тогда его себе представляли, нет.
Около двух часов мы катались по морю. Когда наша лодка подошла к причалу, ночь почти наступила. Я выскочил на деревянный настил и помог ей выйти.
— Куманек, — напомнил нам хозяин лодки, — мы уговорились за пять песо.
Я вынул из кармана бумажку и протянул ему.
Средь сгустившихся сумерек мы побрели по причалу, осторожно ступая на мокрые, отстающие друг от друга доски.
Там, вверху, оттененная чернотой неба висела мутная луна. Мы шли по еще сохранившему солнечное тепло песку. Вдали мерцали огоньки ресторана в Бакуранао. Пляж был пустыней. Я резко остановился и мягко обнял Йоланду за талию, нежно привлек к себе и прижался к ее телу. Она беспомощно опустила руки и потупила глаза.
— Пусти меня, — прошептала она.
Я приблизил губы к ее губам, но она отвернулась.
— Не надо, пожалуйста.
Луна скрылась за плотными, серыми облаками. Окутанные тьмой, мы долго стояли не двигаясь.
— Пойдем, — тихо позвала она.
Я опустил руки, и она сделала шаг назад. Мы пошли к ресторану.
В гостинице «Сильвия» нашлись свободные комнаты. Хозяином оказался ушлый кубинец, сумевший вывезти свои деньги с Кубы уже после 1959 года. Он потребовал уплатить за неделю вперед: 56 долларов, то есть по 8 долларов в день.