Вне всякого сомнения, рассказ о странствиях Перлесво преследовал единственную цель: прославление христианства как единственно правильного вероучения; в общих чертах это произведение, созданное одним или несколькими монахами клюнийского ордена, можно назвать пропагандой ортодоксальной Церкви. В то время роль духовенства, монахов и отшельников в обществе была весьма значительной, что обусловило появление огромного количества поучений, направленных на обращение языческих народов в истинную веру. Вероятно, стремясь привлечь на сторону христианства как можно больше язычников, автор «Перлесво» воспользовался для этой цели древним традиционным, уже ставшим фольклорным сюжетом, обработав его «во славу» официальной Церкви.
В ряду «куртуазных» романов вряд ли найдется произведение, способное затмить «Перлесво» количеством жестоких и кровавых сцен… Впрочем, благодаря этой характерной особенности ученые установили время создания памятника, поскольку вслед за произведением клюнийских монахов появился ряд версий, в корне отличавшихся от «Перлесво» и, без сомнения, принадлежавших перу цистерцианцев; их мировоззрение наложило свой отпечаток на большой корпус текстов, в частности на «цикл Ланселота — Грааля». Цистерцианцы были монахами молитвенного мистического ордена, в то время как монахи клюнийского ордена более напоминали воинов, нежели служителей церкви; их необузданность, проявлявшаяся даже в речи, была в какой-то степени поощряема Плантагенетами, стремившимися любыми способами укреплять государство, основанное легендарным королем Артуром. И все же, несмотря на то что «Перлесво» был создан с целью пропаганды христианского учения, возможно, именно в этом рассказе содержится наибольшее количество языческих элементов, которые представляют особый интерес для желающих проникнуть в тайну Грааля.
В отличие от текста «Передура», Грааль в «Перлесво» назван по имени и изображен в виде чаши, в которой хранится некая «святейшая вещь». Однако прежде чем провести анализ текста в привычном русле христианской традиции, стоит обратить внимание на имя героя: в нем можно разглядеть искаженное «celui, qui perd les vaux», то есть «тот, кто потерял свой дол». Почему героя назвали подобным именем, становится ясно из самого романа: Перлесво с головой погружается в опасный поиск-приключение вовсе не потому, что его влекут к себе рыцарство и двор короля Артура, как было в случае с Персевалем или Передуром; им движет жажда мести. О столь кровавой цели похода он знает с самого начала: когда Перлесво покидает замок матери, она велит ему отомстить за смерть отца, который пал от руки таинственного врага, стремящегося завладеть его землями. Таким образом, имя «Перлесво» — своеобразный показатель «положения героя на данный момент»: он потерял «свой дол», принадлежавший ему по праву наследования. Отныне на него возложена миссия: вернуть отнятые земли и наказать злодеев, жертвами которых стали его домочадцы. Таким образом, толчком к развитию сюжета «Перлесво» служит лишь один мотив, превращающий повествование о странствиях рыцаря в длинный рассказ о вендетте.
Однако что в таком случае могут означать имена «Персеваль» и «Передур»? Имя «Передур», вероятно, образовано от валлийского корня «peir», «котел»; действительно, в рассказе фигурирует странный чан, в который погружали мертвых для того, чтобы они воскресли. Впрочем, ни у кого не вызывает сомнений, что «волшебный котел» из кельтских легенд, являвшийся неистощимым источником пищи или питья, способного вернуть к жизни мертвого или раскрыть сокровенные тайны мира, стал прототипом христианского «святого Грааля». Несомненно, им был знаменитый котел Дагда («Доброго Бога»), принесенный, согласно ирландским сказаниям, племенами богини Дану с «северных островов земли».
Но не будем забывать, что магический, котел, способный возвращать к жизни всякого, кто погиб на поле битвы, был и у Брана Бендигейда (правда, владел им уэльский герой недолгое время). В этом отношении надо отметить, что в произведениях греческих и римских авторов довольно часто встречаются упоминания о неких «священных котлах» кельтов. Пожалуй, прекрасной иллюстрацией к кельтскому мифу может служить хранящийся в датском музее знаменитый котел из Гундеструпа, датируемый II веком н. э. На одной из его гравированных пластинок, покрывающих чеканные стенки котелка, изображена показательная сцена: большой человек, расположенный на левой стороне пластинки, погружает воина вниз головой в некое подобие котла. Рядом ниже стоят воины, вид которых, как кажется, свидетельствует о полной потере сил, в то время как в верхнем ряду находятся вооруженные и полностью здоровые воины; очевидно, речь идет о некоем ритуале восстановления. В связи с этим мы не упустим возможности напомнить об одной из схолий к рукописи «Фарсалий» римского поэта Лукана: согласно этому комментарию, отличительной особенностью культа галльского бога Эзуса (схожего с Дагда или Браном) было утопление жертвы, которую погружали в котел вниз головой. Очень странно…