Этот собор определил, где следует пребывать душам после смерти. Здесь проявилось не только кощунственное нарушение свободы Божьего суда, но явлена и совершенная темнота духовного сознания. Откуда известно собору, в каком состоянии находятся распявшие Христа “жидовы”? Следует вспомнить слово ап. Петра: “впрочем, я знаю, братия, что вы, как и ваши начальники, сделали сие (убили начальника жизни Христа) по неведению (Д. А. 3, 17)”. Если по неведению, то вполне возможно и загробное прощение. Затем, почему собор знает, что Иуда и Арий находятся в одном и том же месте за гробом? Бог за гробом определяет место каждому свое (у Моего Отца обителей много), где пребывать душе до страшного суда. Какое место, Бог никому не открывает. Никаких откровений об этом не бывает людям, живущим на земле (это наиболее хранимая Богом тайна). Сказки вроде поэмы Данте “Ад”, конечно, нимало не раскрывают правды. Известное видение св. Феодоры, — хождение души по мытарствам — не есть видение загробного мира, а только временного состояния людей согрешивших. Например, это видение скорее говорит о некотором движении души — как бы ее постепенном очищении, а отнюдь не о ее навсегда определенном состоянии.
Итак, собор 1667 г. вносит в церковное сознание различные новые понятия, противоречащие святоотеческим. Так как собор до сих пор не признан разбойничьим, он способствовал извращению в церкви многих и важных истин. Напрасно думать, что не признав разбойничьим этот собор и не покаявшись в этом, церковь легко может обходить его постановления. Яд антихристов тонок и действие его в высшей степени скрыто от внимания членов церкви. Церковь земная небезгрешна (может совсем запутаться в грехах, подобно Лаодийской (Откр. 3 гл.) — эту истину необходимо помнить.
Наконец, русская церковь канонизировала Иосифа Волоцкого. Что значит канонизация члена церкви? Это значит, что все его учение и его жизнь — все, в чем он не покаялся — являются для данной поместной церкви правдой. Следовательно, все, что мы изобразили — слова и деяния Иосифа, все его извращения Христовой истины — церковь русская признала за правду, для себя обязательную. Конечно, верные сыны церкви с помощью Божией видят ложь и ей не следуют. Но как мы сейчас сказали, антихристова ложь, введенная в церковь совершенно незаметно, извращает понятия и творит такие положения в жизни церкви, которые, почитаясь правдой, основаны на лжи.
Итак, пусть действительность церковная говорит сама за себя. В начале шестнадцатого века еретиков жгли, во второй половине этого века, как мы показали при Иване IV, не казнили. В XVII веке опять начинают жечь раскольников. И вот замечательно, мы видели, что человек, гораздо, более жестокий, чем царь Алексей Михайлович, великий князь Иоанн III долгое время сомневался и не решался казнить еретиков, между тем добрейший Алексей Михайлович даже не находит, никаких возражений. И он, и его дочь Софья, не злая и умная, как правительница, соглашаются с легким сердцем убивать еретиков. Значит, в самой церкви очень ослабело главное ее свойство, чем она отличается от всех других обществ на земле, — любовь (“по тому узнают, что вы мои ученики, если будете любить друг друга”).
Понятие о любви, о ее действии в церкви-Христовой, совершенно извращается у священнослужителей последних столетий. Ап. Павел говорил, что “к слабейшему в церкви — наибольшее попечение”. Кто наиболее слабый? Конечно, грешник. “Я грешных пришел спасти”, — говорил Господь. Ап. Павел, обличая коринфян, в то же время неизъяснимой любовью, переполнявшей его послание к ним, вызвал у коринфян великое покаяние. Как мы говорили об этом в главе “Время благодатное”, только любовью к согрешившему брату можно вызвать его покаяние — сердечным попечением, дружеской снисходительностью и горячей молитвой о нем.
Понятно, что великие отцы церкви (как мы приводили слово св. Иоанна Златоуста, Игнатия Богоносца и, конечно, все верные свидетели Христовы) удерживали неразумных иерархов от проклятия и анафемы, ибо отлучение от церкви есть отлучение от любви братии, отлучение от общей молитвы за брата. Значит, поставление его в такое духовное состояние, что в своем ужасном одиночестве никогда не будет в состоянии покаяться, а, напротив, все более и более будет ожесточаться, озлобляться на всех и на все.
Если есть еще хотя тень оправдания у священнослужителей в отлучении от церкви еретиков, то что, кроме явно выраженного сатанинства, есть у тех, которые предают анафеме, проклинают так называемых врагов государства. Вместо того, чтобы сугубо, всецерковно непрестанно молиться за них, они внушают всем ненависть к ним. Духовно их истязуя (ибо ненависть и есть духовное истязание) и благословляя правителей истязать их телесно, они возглашают: это до тех пор, пока они не покаятся. Но мы уже сказали: без любви люди не могут покаяться, — значит, здесь происходит суд и осуждение без Христа от тех, которые поставлены блюсти любовь в церкви.
Свидетельством всего сказанного нами являются не только факты всем известные, но и нечто до сих пор еще не освещенное, как бы скрывающееся от внимания церковного общества, тайное — о котором никто не говорит, а если увидел и понял, то боится об этом и думать.
Начнем с фактов. Анафема по приказанию светского правительства: “по царскому повелению патриарх Иосиф с освященным собором, на первой неделе великого поста 1670 года предал анафеме вора и богоотступника и обругателя святой церкви Стеньку Разина со всеми его единомышленниками”.— “В соборной Троицкой церкви (в Глухове) 1708 г. после литургии и соборного молебна, совершен был обряд проклятия Мазепы, сочиненный, вероятно, Петром Великим. Священнослужители пропели над портретом Мазепы, украшенным орденом Андрея Первозванного, трижды анафему его имени. По совершении проклятия, палач потащил портрет по улице на веревке и повесил на виселице”.
Но еще более, чем эти факты, говорят о тяжкой болезни русской поместной церкви странности (назовем это странностью) очень высоких по своему благочестию, имеющих несомненно некоторые духовные дары священнослужителей.
Известный старец Оптиной пустыни Амвросий (умер 1891 г.) на вопрос к нему в одном письме, можно ли молиться о Каракозове (первый по времени, посягавший на жизнь императора Александра II и за это казненный), ответил: “Нужно спросить у священника, исповедавшего Каракозова перед казнью: покаялся ли преступник или нет. Если не покаялся — нельзя”. Этот ответ противоположен свято отеческим заветам в церкви Христовой. Такой ответ по духу, совершенно соответствует лжеучению Иосифа Волоцкого.
Чтимый народом священник отец Иоанн Кронштадтский часто говорил, что русскую интеллигенцию мало преследуют за антигосударственную деятельность, а революционеров мало казнят. Своей постоянно выражаемой ненавистью к Льву Толстому, вместо молитвенного добросердечия, он, конечно, делал Льва Толстого еще более непримиримым к Христовой церкви.
Высокий богослов епископ Феофан (Затворник) в письмах говорил: нужно ловить революционеров и вешать, вешать беспощадно.
Если мы обратимся к проповедям и богословским произведениям русских ученых в священнических рясах, мы услышим и прочитаем целые вопли ненависти к атеистам и к другим заблуждающимся членам церкви — к “страждущим” (по выражению св. Иоанна Златоуста) братьям. Этим в народе они вызывают не любовь к братьям, а злобу.
Предложим русской властвующей иерархии самый простой, вполне соответствующий духу святой апостольской церкви Христовой, вопрос: если она решила всенародно отлучить от церкви Льва Толстого, то почему она не прибегла сначала к великому делу христианской церкви — наложению всенародного, поста и молитвы за брата? Веря в милость Христа, она должна была бы это сделать, но вследствие неверия даже помыслить об этом не была в состоянии.
Всё сказанное говорит о духовной опасности для русского иерархического священства. Надевая рясу священническую, вновь посвященный находится под угрозой (кроме тех, кто по особому Божьему соизволению получает неомраченное духовное зрение, как св. Серафим Саровский и др.) болезни духа.