«Итак, спокойно! Одна пуля — в грудь, другая — в голову. Или обе в голову?» — но только он взял зверя на мушку, как увидел, что из-за массивной туши медведя выкатились два маленьких пушистых шарика и завертелись у его ног, кувыркаясь и подпрыгивая в свете луны.
«Так это медведица с медвежатами», — мгновенно сообразил Сергей, и руки его с ружьем невольно опустились: разве мог он лишить матери этих милых забавных несмышленышей? Но и ждать нападения… Сергей даже взмок от невозможности принять какое-то решение. «Что же делать? Что делать?!»
Но все разрешилось само собой. Постояв еще с минуту, медведица круто развернулась и заковыляла обратно к лесу. Медвежата пустились за ней следом. Тут только Сергей почувствовал, что его колотит лихорадочная дрожь. Он тяжело опустился на землю и отер пот со лба.
Вдали, за стеной деревьев, медленно таяли последние шорохи и треск валежника. Наконец все стихло. Луна закатилась за облако. С реки потянуло предутренним холодком. Сергей поежился и осторожно, боясь разбудить спящую Ольгу, вернулся в палатку. Но она сразу проснулась:
— Сережа, чего не спишь? И что это у тебя в руках, ружье?
— Да… выходил посмотреть все ли в порядке.
— Просто выходил посмотреть?! А ну-ка выкладывай все!
— Да что выкладывать… Ну, вышел из леса медведь, я хотел его припугнуть, а оказалось, это медведица с медвежатами.
— И что же ты?
— Да ничего… Не мог же я убить мать двух детенышей.
Ольга обхватила его за шею:
— Сережка, милый, вон какой ты, оказывается. Недаром я тебя так люблю. Ой, да ты весь дрожишь! Ляг ко мне поближе, я согрею тебя, — она прижалась к нему всем телом и обдала горячим прерывистым дыханием.
Глава одиннадцатая
Следующий, последний день их пути к перекату выдался погожим, не очень жарким, поэтому шли они не спеша и только к полудню перед ними открылась величественная картина извечной борьбы воды и камня. Массивная кварцевая жила пересекала реку почти под прямым углом, и мощный поток вспененной воды обрушивался здесь с двухметровой высоты, образуя гигантскую ступень сверкающих на солнце струй.
— Ой, какая красотища! — воскликнула Ольга, сбрасывая с плеч рюкзак. — Ради одной такой картины стоило пройти эти шестьдесят километров.
— Да, здесь есть на что посмотреть, — согласился Сергей. — А ведь тогда, десять лет назад, все это не произвело на меня почти никакого впечатления. Впрочем, я и видел-то перекат лишь сверху, издали. Да и не до красоты в то время было. Но красота — красотой, а дело — делом. Ты уж займись, Оленька, костром и обедом. А я поднимусь повыше, посмотрю, что там и как.
Сергей взобрался на береговой склон и постарался увидеть хоть что-нибудь более или менее приметное, что сохранилось в памяти от тех далеких времен. Но все было тщетно. Весь склон был покрыт плотно задернованной луговиной, средь которой тянулось к небу лишь несколько хилых кривых сосенок. Да и сам склон казался совсем другим, более крутым и слишком ровным, что никак не походило на исполосованную тракторами вырубку, у края которой лежал тогда вывороченный с корнями кедр. Неужели все могло так измениться за какой-то десяток лет! Нет, скорее всего это с памятью его не все в порядке. Вот ведь и перекат запомнился ему совсем иным. А может быть, причиной всему происшедший тогда взрыв? Он мог все здесь перевернуть вверх дном. Да, пожалуй, так. Вот только где же тот ручеек, что впадал в Быстринку чуть ниже переката? Его-то никакой взрыв не мог уничтожить. К тому же Сергей видел его, шел по нему уже после взрыва. Или устье его переместилось куда-то? Сергей тщательно осмотрел береговую кромку метров на триста вверх и вниз от переката — безрезультатно!
— Ничего не понимаю! — выругался он про себя. — Чудеса какие-то! Но что теперь делать? Ведь это была единственная ниточка, которая могла бы привести их к спрятанному письму. А теперь…
Он вернулся к Ольге, которая уже разожгла костер и собиралась пойти за водой:
— Где же твой ручеек, Сережа?
— Не знаю, — пожал плечами Сергей. — Нет ручья ни ниже, ни выше переката. Видимо, пересох.
— Как пересох? Это же не пустыня.
— Взрыв мог нарушить циркуляцию подземных вод, вот и…
— Допустим. Но русло-то его должно остаться.
— А русло его съела последующая эрозия.