И вдруг его осенило — лошадь! Да, только она, его верная Машка, столько времени безропотно служившая ему и всему лагерю, может теперь спасти его от голодной смерти. У него не было, правда, даже ножа. Но был топор. А соорудить здесь, среди этих тлеющих пней и груд обгорелого валежника костер было проще простого.
— Итак, за дело! — Сергей мигом сорвался с места. Не прошло и часа, как он, подобно новоявленному пещерному дикарю, рвал руками и зубами полусырую, испеченную в золе конину. Когда он насытился, взяла свое усталость: глаза его стали слипаться, и он уснул прямо тут, у догоравшего костра, рядом с могилой своего бывшего конвоира.
Проснулся Сергей от свежего бодрящего ветерка, который тотчас развеял остатки сна и вернул чувство обреченности и тревоги. В самом деле, что же делать дальше? Лагеря больше нет. Нет и лютой охраны, которая не спускала глаз с заключенных. Делай, что хочешь, иди, куда хочешь! Но что делать и куда идти?
Ясно было одно: так будет продолжаться недолго. Там, в Гулаге, рано или поздно узнают о случившемся, и целая орава вооруженных до зубов чекистов хлынет сюда, прочесывая все высотки и овраги. Значит, сейчас же в путь! В путь немедленно! Прямо вниз, по ручью. Ручей этот течет несомненно к реке, на берегу которой располагался лагерь, и потому должен пересечь и дорогу, по которой его когда-то пригнали сюда. Ну, а там… Там что Бог даст.
Сергей наскоро пожевал печеной конины, сложил остатки ее в свою рубаху, приспособив ее как заплечный мешок, подхватил сумку сержанта и готов был уже двинуться вниз по ручью. Но в последний момент вернулся к могиле:
«Слушай, сержант, — мысленно обратился он к усопшему, — я бы, конечно, выполнил твою просьбу, передал твоему брату это письмо. Мне и самому интересно, что за тайна хранится в твоей сумке, что там творилось, в нашем лагере. Но посуди сам: если на подлог документов еще и не обратят внимания, то, обнаружив у меня записки о сверхсекретном объекте, меня тут же прикончат как бешеного пса. Пусть уж лучше они останутся тут, с тобой. Ну, а со временем… Может, я и вернусь за ними. Во всяком случае с братом твоим я все-таки повидаюсь и расскажу ему все». — Он нагнулся и засунул сумку под камень на могиле.
Теперь — в путь!
Глава четвертая
Все дальнейшее оказалось проще, чем он думал. Дорога была, оказывается, совсем недалеко. Никто ему на ней не встретился. Но сил своих Сергей не рассчитал. Уже где-то к полудню он почувствовал, что не сможет сделать больше ни шага, и вынужден был залечь в придорожных кустах.
Так было и на второй день, и на третий. А к концу третьего дня полил дождь. В считанные минуты Сергей вымок до нитки, и вся последующая ночь превратилась для него в сплошной кошмар: его бил озноб, голова раскалывалась от боли, беспрестанный кашель разрывал грудь. К утру он был уже в каком-то странном, полубредовом состоянии и даже не удивился, когда услышал чьи-то голоса и конское ржание.
«Ну да, я же в лагерной конюшне, — пронеслось в его мутящемся сознании, а все, что было до этого — просто сон».
Потом ему почудилось, что кто-то затаскивает его на телегу. Но и это было вполне естественно: разве мало таких он сам вывозил на лагерный погост.
«Вот и я вместе с тобой, сержант. Скоро встретимся там, на небесах», — пронеслась последняя мысль, и он окончательно провалился в черный бездонный омут.
Очнулся он на дряхлой деревянной кровати, в бедной крестьянской избе и долго не мог понять, как и почему оказался здесь. Но через минуту над ним склонилось чье-то лицо и негромкий женский голос спросил:
— Проснулся, касатик? Ну и слава Богу, а то я уж и не чаяла. Я вот чайку с малинкой приготовила. Попей немного, глядишь, и полегчает. Сейчас бы тебе молочка горяченького, да видишь, какое дело: сдохла моя кормилица, прибрал ее Господь. Но и чаек с малиной…
— Постойте! — прервал ее Сергей. — Где это я?
— Так у меня в хате. Намедни ехали мы с базара и нашли тебя, чуть живого, в лесу на дороге. Ну и привезли ко мне: я, как видишь, одна живу. А ты пей, пей!
Сергей сделал несколько глотков обжигающего напитка и откинулся на подушку.
«А все-таки это был не сон», — пронеслось в его голове, и он снова провалился в знакомый бездонный омут.
Разбудил его громкий шепот, доносившийся из-за перегородки.
— Ну как, кума, ожил твой покойничек? — отчетливо прозвучал оттуда незнакомый женский голос.
— Слава Богу! Как напоила его малинкой, так сразу пропотел и вроде раздышался. А кто он, по-твоему?