Павлуша бы так никогда не сказал.
Я посмотрел на Антончика, как на какую-нибудь паршивую козявку и процедил:
— Если ты такое дрейфило, так я могу и один.
Тот замахал руками:
— Вот как ты сразу! Какой горячий! Уж и слова сказать нельзя. Это я просто так. Мы же завтра с утра и отдадим, и все… Это Карафолька, дрейфило, паникует… Где встретимся?
— Возле клуба, в одиннадцать…
— Все! Ясно! Я даже ложиться не буду, чтоб не проспать… Ну, до вечера! — И он побежал к своей хате, петляя и озираясь, будто за ним кто-то гнался.
Глава V. Привидение. Внимание! Снимаю!
Дома дед Варава встретил меня словами:
— Тебя Гришка чего-то спрашивал, Бардадым. Сказал, как придешь, чтоб к нему зашел.
Как это часто бывает в минуту опасности, я даже не испугался. Просто все во мне напряглось, и в голове волчком завертелась мысль: что делать? Надо немедленно забрать аппарат с чердака и дать тягу из дому.
— Да-а, — безразличным тоном сказал я. — Это он собрался вечером идти на рыбалку. Ловить с фонарем. Что-то там такое придумал, хочет попробовать.
— И лучшей компании, чем ты, не нашел? — покосился дед в мою сторону.
— А я знаю? Просто, наверно, из-за того, что лодчонка у них легкая, а помощник нужен… И чтоб весил немного и в рыболовном деле соображал…
Ой, только б не завраться! Дед мой брехню за пять километров чует. Нужно не давать ему расспрашивать, самому нужно что-нибудь спросить.
— А ты, дедуль, не знаешь, у нас на чердаке где-то было… такое… ну… чтобы фонарь к корме прикрепить. Я вот полезу, найду…
И, не дожидаясь дедова ответа, начал быстро карабкаться на чердак. Сердце во мне болталось, как поросячий хвост. Скорее-скорее-скорее! Что, если Бардадым сейчас снова придет!
Я выхватил из-под сена аппарат, сунул его под рубаху — и вниз.
— Ой, что-то живот заболел! — скривился я, отворачивая свой живот с аппаратом в сторону, и, не давая опомниться деду, юркнул мимо него за овин, а там, пригибаясь между подсолнухами и кукурузой, на улицу — и за село, в рощу…
До позднего вечера, уж пока совсем не стемнело, слонялся я то в роще, то в степи, то в кустах по-над речкой.
Я никогда еще не чувствовал себя таким одиноким. Худо мне было, ох, как худо! Я боялся всего, как трусливый заяц. Мне даже казалось, что у меня уши шевелятся, когда я, озираясь, прислушивался к малейшему звуку. Только бы не попасться кому-нибудь на глаза! И как это воры живут на свете? Ведь это не жизнь, а мука адская! Все время прятаться, ждать, что тебя вот-вот схватят, все время только и думать о своем преступлении…
Бедные воры! Несчастные люди!
Когда уже совсем стемнело, я, крадучись вдоль плетня, направился к клубу. Я специально назначил Антончику это место, потому что на клубе есть часы. Нам нужно быть ровно в двенадцать. А часов у меня нет. Красть еще и часы — это уж было бы слишком!
Возле клуба безлюдно. Сегодня пятница, и ни кино, ни танцев в клубе нет. У нас кино три раза в неделю: по вторникам, четвергам и субботам, а в воскресенье — танцы. Часы показывали без пятнадцати одиннадцать.
Я забрался в кусты напротив клуба и начал ждать.
В одиннадцать Антончик не пришел.
«У него ведь тоже нет часов, ничего страшного, есть еще время», — решил я.
В четверть двенадцатого Антончика не было.
«Наверно, не может выйти из дому, ждет, пока заснут», — решил я.
В половине двенадцатого с темной улицы послышались шаги.
Он?!
— «Нас-с оставалось только тр-рое…» — вполголоса пропело из темноты. Это возвращался из чайной пьяненький Бурмило.
И снова тишина.
Без четверти двенадцать мимо клуба торопливо пробежала чья-то собака.
Антончика не было.
Вот свинья! Не пришел! Сдрейфил. Нет, Антончик — это не напарник. Как был глистом парализованным, так и остался.
Павлуша бы не подвел.
Эх, если бы сейчас со мной Павлуша! Совсем бы другое дело…
Но ждать больше нельзя. До деда Саливона отсюда идти минут десять, не меньше.
Я вылезаю из кустов, разминаю затекшие ноги и еще с какой-то последней надеждой вглядываюсь в темноту. Может, все-таки идет Антончик… Нет, не идет.
И я трогаюсь с места.
Иду по улице и почему-то спотыкаюсь на ровном месте.
Эх, если бы сейчас со мной Павлуша! Все было бы по-другому.
И чего ему не хватало? Ведь так нам было хорошо вдвоем! Так было здорово помечтать вместе о мировой славе!.. Столько сил понапрасну потратили мы для ее достижения… И вдруг он бросил меня и пробивается к славе один. Ну разве ж это не предательство? А что, если он и вправду станет знаменитым художником? Разве это по-товарищески? Станет там каким-нибудь лауреатом, а я так и останусь дальтоником, который зеленое от красного не отличает.