Установка стальной двери началась на следующее утро. Жильцы, которые в этот день не торопились на работу и рассчитывали хорошенько выспаться, были разбужены сначала жуткими ударами молотка — это снимали старую дверь, а потом жужжанием электродрели.
Дрель жужжала весь день. Весь день в подъезде стоял лязг, стук и яркими злыми вспышками по лестничным пролетам носились синие отсветы сварки.
— Везет же нашей Катерине! Ничего не слышит! — шутили соседи, прикрывая уши руками и одеялами, запираясь в самых дальних комнатах и включая телевизоры погромче.
Катериной звали молодую глухонемую женщину лет тридцати трех. Она жила вместе со старушкой-матерью в квартире напротив квартиры Рыжей.
Их квартира всегда была самой тихой во всем доме. Иногда казалось, что там вообще никто не живет. Старушка-мать пропадала целыми днями на трех работах — сторожем, вахтером и уборщицей, дома бывала редко, а Катерина ни с кем не общалась и весь день тихонько сидела дома.
Рыжей очень повезло, что самые громкие раскаты ее электродрели не доходили до самых близких соседей. Вряд ли кто выдержал бы это издевательство с утра и до ночи, без хотя бы минутного перерыва.
Весь подъезд был завален мусором, стружкой, проводами, инструментами, рейками. На четвертый и пятый этажи приходилось пробираться бочком, пачкая о беленые стены спины своих курток.
В общем, тарарам, устроенный Рыжей, ни в какое сравнение не шел с тем небольшим шумом, который ребята устраивали на репетициях. Маша поняла это сразу и припасла такой довод для будущих споров с соседкой. Пускай ставит свою дверь! Пускай ставит хоть три двери! Пускай меняет окна, пол и потолок вместе со своей драгоценной хрустальной люстрой! Это все очень даже на руку ребятам!
* * *Когда тетя Лариса, мама Антона и Славки, разрешила сыновьям завести щенка, мальчишкам сразу же был поставлен ультиматум: Рыжиком заниматься будут они сами! И никакой помощи родителей! Сами гулять, сами убирать, сами ухаживать, сами воспитывать!
Вообще-то так говорят почти все родители, разрешая детям завести собачку, котенка или хомячка. Но выдерживают родители заведенные правила только первую неделю. Потом бесконечный беспорядок, с которым, как ни стараются, их чада справиться не могут, начинает их раздражать, невоспитанность животных вызывает истерики, и родители берут попечение на себя. В доме сразу же становится аккуратно и чисто. Питомец ухожен, воспитан и вовремя выгулян.
Не сказать, что это доставляет родителям удовольствие, но они героически переносят все тяготы содержания животного. Они встают пораньше, цепляют поводок и, позевывая, ведут щенка гулять в парк, где прогуливаются еще несколько таких же сонных родителей. Потом они моют щенку лапки после прогулки, кормят его, убирают миски и только после этого будят сыночка или дочку. А как же? Ведь ребенку нужно высыпаться!
Вечером повторяется та же самая история. Только в парке гуляют уже не сонные, а злые и уставшие папы и мамы. Конечно, они же только что пришли с работы. Но что такое их работа по сравнению с огромной нагрузкой в школе! Куда ребенку водить на поводке собаку, если нет времени даже поиграть в мяч из-за лабораторных работ по физике!
Медленно, но верно собака становится для ребенка живой игрушкой, милой, забавной и не требующей никакого внимания. А родители в лице подрастающего щенка приобретают себе еще одного ребенка — лохматого и четвероногого. Одно преимущество — этому новому ребенку, когда он подрастет и перестанет грызть тапки и обрывать обои, не нужно будет делать лабораторные по физике и никогда не придется писать за него сочинения.
Но у тети Ларисы характер был тверд. Она совсем не считала, что раннее пробуждение вредит характеру ребенка и делает его раздражительным. Она не участвовала в приготовлении лабораторных по физике и уже давно привыкла к замечаниям в дневниках дорогих сыночков. «Эйнштейны из них не вырастут, это уже ясно, — заявляла она. — Так пусть научатся уважать работу, потому что Ротшильдов в нашем роду еще не объявлялось».
Рыжик жил на полном попечении мальчишек. Точнее, на полном попечении Славки. Это Славка добросовестно водил его по двору три раза в день, это Славка добросовестно мыл Рыжику лапы, это Славка следил, чтобы в миске для питья всегда была чистая вода.
Нет, не то чтобы Тошка Рыжика не любил. Любил! Еще как! Как здорово с ним гонять вокруг клумбы! Как здорово Рыжик подает лапу! Как здорово Рыжик играет в «пограничника и бандита», мертвой хваткой вцепляясь в рукав Тошкиной куртки!
Но мыть Рыжику лапы? Сметать с ковра его шерсть? Убирать разгрызенную кость? Ну это же просто неинтересно!
Тошка слышал от мамы, что Ротшильд — не их родственник, но все-таки мечтал о том, как внезапно разбогатеет, купит виллу, бассейн, дельфинов и наймет кучу слуг, которые обязательно три раза в день будут гулять с Рыжиком.
* * *Сегодня Славка пришел домой рано, после четвертого урока, и Рыжик тут же радостно завилял хвостом, завизжал и прыгнул, чтобы лизнуть хозяина в лицо. Это означало: «Я так рад, что ты пришел раньше! У нас будет больше времени побегать в сквере! Правда?»
— Подожди, — сказал Рыжику Славка. — Я сейчас переоденусь. А то в прошлый раз мы так с тобой испачкали мой школьный костюм в мазуте, что мама грозилась выкинуть нас на помойку вместе с костюмом. Понимаешь?
Рыжик понимал, поэтому сидел у порога, вилял хвостом и мотал туда-сюда смешными длинными ушами.
Потом Славка переоделся, схватил из холодильника бутерброд, по-братски поделился им с Рыжиком, нацепил щенку ошейник и вышел в подъезд.
Стальную дверь Рыжей вчера поставили. Она выделялась своей массивностью, будто выпячивалась и говорила: смотрите, какая я необыкновенная, как моя хозяйка.
Славка даже хмыкнул: нашлась тоже необыкновенная!
Теперь молотки, пилы и дрели стучали, звенели, жужжали где-то внутри квартиры, немного приглушив звук. На лестнице по-прежнему царил хаос: Рыжая была не из тех совестливых людей, которые тут же убирают, как намусорили. Стружка ногами жильцов растаскивалась по всем этажам — от первого до пятого, известь толстым слоем покрыла ступени, и на ней оставались смешные следы обуви. Славка тоже оставил свой след. И долго упрашивал Рыжика поплотнее прижать к ступени переднюю лапу. Рыжик не понимал, зачем нужно лезть в белую пыль, брезгливо отряхивался и тянул хозяина вниз.
Но Славке понравилось оставлять следы. Как первопроходец на Северном полюсе. Кругом белый снег, собака тянет упряжку, воет ветер, а Славка, согнувшись почти пополам, укрыв лицо краями мохнатой меховой шапки, упрямо идет к вершине льдины. Там, за вершиной, будет полюс! Там, за вершиной, закончится экспедиция.
Но «собака из упряжки», то есть Рыжик, к полюсу идти не желала. Она скулила, принюхивалась, снова скулила и тянула, тянула, тянула Славку подальше от полюса, к квартире глухонемой Катерины.
Славка снисходительно кивнул Рыжику. Это срабатывает животный инстинкт новой опасности, но человеку, а тем более полярному исследователю, он чужд. Вперед и только вперед!
Но Рыжик тоже стремился вперед. И уж кому-кому, а ему совсем был чужд инстинкт новой опасности. Можно сказать, что он сам шел этой опасности навстречу.
Славка вдруг заметил, что Рыжик наполовину исчез. Его хвост торчал на лестничной площадке, а морда пропала в закрытой наглухо двери Катерины. Но так же не бывает!
Славка нагнулся. Оказывается, Рыжик всего-навсего приподнял аккуратно надрезанный кусок дерматина на двери. Но разве можно наполовину исчезнуть под оторванным дерматином?