Николай Шпанов
Тайна трех
1. КНУД АНСЕН И ДРУГИЕ
Начать я должен с того, что Кручинин и ваш покорный слуга совершали путешествие через горы, мощный кряж которых рассекал один из самых северных полуостровов Европы. Мы шли уже двое суток, и отправной точкой рассказа можно взять хотя бы последнее утро, заставшее нас в горах.
Наш проводник Кнуд — большой, тяжёлый парень с открытым лицом и длинными, зачёсанными назад прядями огненных волос.
Лицо его так обветрено, что кожа кажется покрытой тонким слоем блестящего красного металла. Глаза у него голубые, чуть-чуть более живые, чем нужно, чтобы внушать доверие.
При моём пробуждении Кнуд сосредоточенно глядел на чёрную поверхность кофе, ловя момент, когда жидкость захочет перелиться через край котелка. Затем, кивнув в сторону спящего Кручинина, он вдруг спросил:
— Что ж он спит? Кофе простынет… а спиртовка — пустая.
При этих словах капюшон, закрывавший лицо моего друга, откинулся и Кручинин весело крикнул:
— Чтобы я прозевал кофе?! Такого случая ещё не было.
Через десять минут кофе и полузамёрзшие галеты были уничтожены до дна.
Мы быстро собрались и тронулись дальше. Начинался трудный спуск к западному подножию хребта, навстречу морю.
К вечеру, когда было уже почти темно, миновав два сетера и остатки деревушки, сожжённой карательной экспедицией СС, мы достигли берегового шоссе. Оно было всё исковырено минными лунками, но вело прямо к цели путешествия — одному из наиболее северных городков полуострова…
Кнуд остановился около небольшого двухэтажного дома и уверенно постучал.
Осветив фасад карманным фонарём, я увидел вывеску: «Гранд отель». Хотя город и пострадал от владычества немцев, но не настолько, чтобы утратить то, без чего не может существовать ни один уважающий себя город в этой стране, — свой «Гранд отель», такую же непременную принадлежность города, как почта, церковь и дом фогта.
Переговоры у двери гостиницы были коротки. Мы предъявили наши паспорта со всеми необходимыми визами и через минуту очутились в крошечном холле. Хозяин — высокий человек с небритыми щеками — улыбался и неспеша выкладывал приветствия вперемежку с местными новостями. Навстречу нам, на ходу повязывая фартук, спешила хозяйка.
— Это русские! — радостно крикнул ей хозяин.
Она отбросила неладившийся фартук, всплеснула руками и, наклонив голову, молча глядела то на Кручинина, то на меня. Затем крикнула в гулкую пустоту необитаемой гостиницы:
— Эда, комнаты для гостей! — и обернувшись к нам: — Может быть, поужинаете?
— Прежде всего спать, — ответил Кручинин, — потом опять спать. А ужинать — это уже завтра утром.
Хозяин рассмеялся.
— Да, да, неблизкий путь! — согласился он. — После такого похода лучше всего выспаться. И всё-таки… по рюмочке аквавите. Той, настоящей, которой у нас не было при гуннах! — он хитро подмигнул: — Мы сразу смекнули: нужно прятать подальше то, что хочешь сохранить для себя. У гуннов слишком широкие глотки.
Невзирая на наши протесты, хозяин потащил нас в столовую. Он извлёк из какого-то тайника бутылку анисовой и налил три рюмки. Кручинин выпил и с удовольствием крякнул.
— От этого действительно не стоило отказываться, — сказал он и в свою очередь подмигнул хозяину, словно они были в заговоре.
Хозяин радостно улыбнулся и дружески похлопал Кручинина по спине.
По второй он нам, однако, не налил, а повёл к спальням. И прежде чем мы до них дошли, сильный стук потряс входную дверь. Судя по радостным приветствиям, которыми хозяин обменивался со вновь прибывшим, они были в самых дружеских отношениях.
Гость оказался шкипером и хозяином единственного уцелевшего на всём рейде рыболовного моторно-парусного бота «Анна». Шкипер пришёл, прослышав о нашем приезде. Весть об этом успела уже каким-то образом облететь добрую половину городка.
Появление шкипера было более чем кстати. Не явись он, Кручинину и мне пришлось бы завтра его искать. В план нашего путешествия входила поездка на острова — рыболовецкое Эльдорадо страны. Там мы, могли получить ключ к таинственному исчезновению одного интересующего советские власти немецкого агента. Уехать из страны он ещё не мог. Но исчезновение его было столь бесследно, что поставило в тупик розыскной аппарат.
Шкипер Хьяльмар Хеккерт, широкоплечий, коренастый весельчак со светлоголубыми, словно выцветшими глазами, добродушно глядел из-под широкого облупленного козырька потрёпанной фуражки. Вокруг его глаз, на щеках, у рта собралась сеть морщин, делавших лицо таким, будто с него не сходила улыбка. Глядя на Хеккерта, трудно было поверить, что ему уже за шестьдесят. Бодрость и жизненная сила исходили ото всей его фигуры.
Признаюсь, на меня Хеккерт сразу произвёл чарующее впечатление. По глазам Кручинина я заметил, что и ему шкипер пришёлся по душе. Через несколько минут Кручинин, забыв про постель, о которой только что мечтал, запросто, словно был знаком со шкипером тысячу лет, потащил его в угол гостиной.
Дружеская беседа была в самом разгаре, когда в дверь гостиной снова постучали. На этот раз стук был отрывистый и какой-то особенно чёткий, аккуратный.
— Это Видкун! — весело крикнул шкипер. — Эдак стучит он один.
По лицам хозяев можно было заключить, что и этот гость был желанным. Хозяин ещё возился с замком, а хозяйка уже поспешила поставить на стол еще одну рюмку.
Вновь прибывших оказалось двое. Один из них — Видкун Хеккерт, старший брат шкипера, был кассиром местного ломбарда, другой — местным пастором.
Видкун Хеккерт был очень похож на шкипера, но в глазах его отсутствовало веселье Хьяльмара; они глядели строго, даже сурово. Встретившись с ними, я сразу понял, что секрет молодости шкипера — его глаза. В возрасте Видкуна уже нельзя было ошибиться. При небольшой разнице в годах Видкун по сравнению с младшим братом выглядел стариком.
Пристально вглядываясь в лица, Видкун молча пожал нам руки. Сделал он это не спеша, очень обстоятельно и долго держал в своей шершавой холодной руке руку каждого из нас.
В противоположность ему пастор обошёл присутствующих быстро; крепким, отрывистым пожатием приветствовал каждого, весело кивая при этом большою головой. Пастор не был местным уроженцем. От наших хозяев мы узнали, что во время пребывания здесь немецких войск он вынужден был скрываться под чужим именем, чтобы спастись от преследования гестапо, которое не преминуло бы его схватить и водворить обратно в концентрационный лагерь в Германии, откуда ему удалось бежать перед самой войной. Через полчаса мы уже знали политические физиономии всех присутствующих и в том числе Видкуна Хеккерта. Именуя себя чуть ли не «потомственным последователем демократических традиций Запада», он был менее всего склонен защищать эти традиции. Его «демократизм» не помешал ему отлично ладить с немцами, при которых он продолжал занимать доставшуюся ему после отца должность кассира местного ломбарда. Он утверждал, что вынужден был склониться перед силой; борьба с нею была бы, по его словам, напрасна и привела бы только к бесцельным жертвам.
Всё в этом старике было ясно Кручинину и мне. После того как общительный Хьяльмар изложил историю своего брата и пастора и сообщил им в свою очередь всё, что успел узнать о нас, он поделился с Видкуном планом доставки нас на острова. Ни он, ни кто-либо другой здесь не могли подозревать истинной цели этой поездки. Все они считали её данью простой любознательности. К туристам тут привыкли, и желание русских посетить острова не могло вызвать удивления.
К стыду моему, только тут, когда все были уже хорошо знакомы друг с другом и план завтрашней поездки выработан, я заметил, что среди присутствующих нет рыжего проводника Кнуда Ансена. Как мы могли забыть о человеке, который привёл нас сюда! Я тотчас спросил о нём хозяина.
— Вас привёл молодой Ансен? — удивлённо и с оттенком недовольства спросил старший Хеккерт. От меня не укрылось, что при этом он многозначительно переглянулся с пастором и даже, кажется, подозрительно оглядел нас, словно мы утратили в его глазах доверие.