— «Все-таки» я не забуду! — засмеялась девушка. — Вы, Николай Львович, будете?
— Барон пригласил меня, и я приду после заседания в клубе, — ответил Старцев. — У нас сегодня в славянском клубе первое собрание под моим председательством.
— Monsieur le president… — сказала она насмешливым тоном и присела, как школьница. — А петь, г-н председатель, будете?
— Если общество пожелает… если вы прикажете, — поправился он, улыбаясь и идя вслед за ней.
Когда девушка ушла, барон Раух опять вздохнул и, сняв пенсне, закатил глаза.
— Если бы у меня была уверенность, что Вера Михайловна… — начал он.
Ему не дали докончить крик и быстрые шаги бегущего студента.
— Товарищ Старцев! Раух! — кричал, вбегая в лабораторию, маленький, юркий хохол Педашенко. — Бегите на выручку! Немцы затевают скандал, их очень много, а нас двое, причем с нами Вера Михайловна и еще студентки. Мы…
Но Старцев уже не слушал. Он торопливо сбрасывал халат, который трещал при каждом его движении. Стянув его и на ходу уже надев пиджак, Старцев, не ожидая товарищей, побежал к выходу. На площади, перед храмом Сорбонны, стояла группа людей. Старцев сразу заметил Веру Михайловну. Она стояла, опустив голову, а какой-то грузный, краснощекий студент, наклоняясь к ней, старался заглянуть в лицо. Человек пять других заграждали доступ русскому студенту, который обращался за помощью к толпе, собравшейся на тротуаре, но из любопытных никто не желал вмешиваться и, пожимая плечами, они ухмылялись, следя за происходящим. Две девушки стояли рядом с Верой Михайловной и не уходили, так как студент, при первом же шаге, хватал их за руки, стараясь удержать.
Старцев быстро шел в сторону этой группы. Его не заметили, так как он обошел площадь и сразу очутился рядом с Верой Михайлов ной и ее подругами.
— Идемте, сударыни! — сказал он по-французски, и они пошли.
Краснощекий студент опешил и громко выругался по-немецки.
Старцев сразу повернулся и, подойдя к студенту, сказал ему холодным, звенящим голосом:
— Слушайте, коллега! Мы, русские, знаем европейские языки, но мы не привыкли, чтобы при наших женщинах так называемые интеллигентные люди произносили ругательства.
— Что это такое? — крикнул немец, сжимая кулаки.
— Ничего особенного. Только то, что вы должны извиниться перед дамами и немедленно для собственного вашего блага убраться отсюда, куда вам будет угодно!
— Я не желаю извиняться… — опять закричал немец и подошел вплотную к Старцеву.
— В таком случае, — сказал мрачным голосом Старцев, — mesdames, я вас очень прошу на минуту отвернуться.
С этими словами студент коротким, но сильным толчком в грудь немца отбросил его от себя, и тотчас же два быстрых, ловких удара по шляпе и затылку свалили противника с ног. Подоспевшие Педашенко и Раух с оставшимися студентами вступили в схватку с немцами.
Бежали, размахивая белыми палочками, всевидящие полисмены, и вскоре вся компания, кроме девушек, очутилась у комиссара.
При выходе к Старцеву подошел побитый им студент и протянул согнутую пополам визитную карточку.
— Я — Бильдер, Вилли Бильдер из Потсдама, вызываю вас на дуэль. Сабли… Три дня срока… Мой адрес ваши секунданты найдут на моей карточке.
Он приподнял шляпу и ушел с независимым видом, громко насвистывая бравурный марш.
Стар отправился в славянский клуб.
Собрание было многолюдное. Толпа студентов разных славянских народностей возбужденно обсуждала выступление немецких товарищей на лекциях в различных учебных заведениях Парижа. Об этом Старцев ничего не знал, но понял, что нападение Бильдера на русских студенток имело несомненную связь с общей тактикой немногочисленных, но сильно сплоченных немецких корпораций.
Секретарь клуба, всегда молчаливый и угрюмый чех Иосиф Мртичка, взял Старцева под руку и увел его в соседнюю комнату, где рассказал ему, что сегодня во многих аудиториях совершенно неожиданно поднялись немцы и предложили французам изгнать некультурных славян. Когда французские студенты на это предложение ответили свистом и возмущенными криками, немцы демонстративно покинули аудитории.
— Вероятно, — говорил Мртичка, — нашему клубу придется иметь с немцами горячее дело. Они будут вызывать нас на резкие выступления, станут попросту провоцировать, и нас парижская полиция, не любящая шума среди иностранцев, без всяких церемоний закроет.
В общей зале, Старцеву с трудом удалось несколько успокоить собравшихся студентов и рассказать о происшествии на площади перед храмом Сорбонны и о вызове Бильдера.