— Еще неизвестно, кто к к-кому в коллекцию попадет, если в-в-встретишь один на один…
— Станция цела, но никаких признаков жизни, — тихо сказал Волин, внимательно глядя в иллюминатор. — Что нас ожидает внутри?
— А разве мы с-сможем сейчас войти туда? — удивился Кошкин.
— Мы — нет; вы же знаете, что батискаф для этого не приспособлен. Но раз тут все цело, водолазы, которые спускаются по шахте, рано или поздно дойдут до отсеков, где нет воды, и откроют путь сверху.
— Вы думаете, в помещениях станции воды нет? — быстро спросил Розанов.
— Почти убежден в этом. Думаю даже, что воды пока нет и в нижней части шахты. Вода проникла в шахту через тот люк на сто сорок восьмом метре, который оказался открытым, и залила верхний отсек. Утром во вторник, во время заседания в Петропавловске, вода выбила перегородку между первым и вторым отсеками шахты и проникла в следующий книзу отсек… Вот тогда впервые и сработала сигнализация. Ниже второго отсека воды в шахте не должно быть, вернее, не было до начала нашего погружения…
— А как вы думаете, Роберт Юрьевич, кто открыл люк? — спросил Розанов. Ведь сам он открыться не мог.
— Это едва ли не самое загадочное во всей истории. Люк открывается наружу. Давление на этой глубине около пятнадцати атмосфер. Представляете, пятнадцать атмосфер на такую площадь. Это составит около трехсот тонн. Чтобы отворить люк, не используя механизмы, надо было приложить к нему тяговую силу в триста тонн. Механизмы находятся наверху, и они не включались, это мы знаем твердо. Тем не менее люк оказался открытым, а сигнализация выключенной. Причем сигнализацию могли выключить только изнутри, а люк скорее всего открыли снаружи.
— М-может, все-таки к-кальмар? — заметил Кошкин.
— Только если допустить, что предварительно он заполз в шахту и отключил сигнализацию.
— Т-тогда отставить, — согласился Кошкин. — Куда теперь п-поедем?
— Давайте обойдем вокруг станции, — сказал Волин. — Убедимся, что никаких наружных разрушений действительно нет, и всплывем вдоль шахты.
— А там, г-где она уходит в грунт с-склона?
— Оттуда прямо наверх.
Батискаф медленно развернулся. Освещая полусферические постройки станции мощными рефлекторами, двинулся вперед.
— Все цело, — говорил Волин. — И броневые плиты иллюминаторов не опущены. И наблюдательная башня выдвинута… Стоп, а это что значит? Дверь выходного тамбура открыта?.. Ближе, Кошкин, еще ближе… Осветите внутренность тамбура…
— Пусто, — прошептал Кошкин. — Значит, перед аварией один из них вышел со станции и не вернулся. Последнюю передачу вел Савченко. Значит, вышел Северинов…
— А может быть, вышли оба, — предположил Волин. — Мы ведь не знаем, почему прервалась передача.
— Оба сразу не м-могли… Инструкция не р-разрешает…
— Дорогой мой, разве инструкция все предусмотрит. Могла возникнуть ситуация, при которой выход второго наблюдателя на дно стал совершенно необходимым, хотя он и не предусмотрен инструкцией.
— Савченко с-сообщил бы об этом наверх. Он украинец — человек спокойный, рассудительный.
— Повторяю, мы не знаем, почему прервалась радиосвязь. События могли развиваться так стремительно, что у спокойного, рассудительного Савченко времени на размышление уже не оставалось… Ему пришлось действовать, не думая об инструкции. И, кстати, инструкцией предусмотрено, что минимальное число наблюдателей на «Тускароре» — трое. А последние недели внизу постоянно находились двое, а иногда даже один. Вот вам и инструкция!
— Один ч-человек там оставался очень к-короткое время. Например, во время моего последнего приезда на станцию. Так я тогда подменял второго сам.
— Но все-таки хоть на несколько часов, а оставался один. Это уже совсем недопустимо.
— У нас еще мало тренированных наблюдателей, подготовленных для работы на такой глубине, — вмешался Розанов. — Меня Николай Аристархович отозвал в Петропавловск, для завершения диссертации. Дымов уехал на симпозиум океанологов в Мельбурн. Поэтому пришлось использовать для дежурства внизу Мишу Северинова, хоть он еще студент.
— А почему не допускали к работе на станции Марину Богданову? — резко спросил Волин. — Оказывается, она сама просила об этом, и не один раз.
— Это — Николай Аристархович и… Дымов, — смутился Розанов. — Они считали, что женщине внизу не место и потом… У Дымова, кажется, были нелады с Мариной. Может, и к лучшему получилось. Для Марины, во всяком случае… Было бы сейчас три жертвы, вместо двух…