Волин молча поклонился.
Полковник пожал руку Шекли, кивнул Брайтону и многозначительно откашлялся.
— Понимаешь, Рей, мне надо с тобой поговорить… — начал он и остановился.
— Вероятно, по поводу утренней истории, — заметил Шекли с усмешкой.
— Да, но…
— Тогда говори здесь, сейчас. Мистеру Волину тоже интересно послушать… Он присутствовал утром при этой сцене…
— Гм… Все получилось чертовски глупо, — сказал Колли. — Приношу извинения, тысячу извинений всем присутствующим. Мои подчиненные, нет, не эти, — кивнул полковник на «горилл», — там, в управлении, проявили излишнюю оперативность. Да… То было недоразумение… Но, дорогой Рей, пойми, я обязан оставить тут на некоторое время своих сотрудников, этих или других, если эти тебе не нравятся. Они будут дежурить только по ночам, с вечера до утра. Ты их не увидишь, они тебя не будут тревожить. Но они должны быть тут. Это совершенно необходимо ради… моего спокойствия и… твоей безопасности, Рей. Вас это, вероятно, удивляет, господин Волин. В вашей стране так не бывает. У нас, к сожалению, гм… случается. Чтобы вам стал понятнее утренний инцидент, объясню: мы получили надежные сведения, что на моего друга профессора Шекли готовится покушение. Это только для вашего сведения, мистер Волин, и для твоего, Рей. Разумеется, прошу не разглашать. Пока… Пока мы кое-кого не примкнем…
— Какая смехотворная чепуха! — с раздражением крикнул Шекли. — Неужели ты не нашел себе более достойного занятия, Джемс? Мне стыдно перед нашим гостем… Задумайся на минуту, ну кому я нужен?
— Гм… Задумывался, и не на минуту. Дольше… Пока не могу сказать ничего определенного. И мог бы добавить одну небезынтересную для тебя вещь, чтобы ты не считал меня окончательным глупцом…
— Добавляй, если начал.
— Надеюсь, что вы, господин Волин… А впрочем, все едино… Через день-два об этом начнут трубить газеты. Твоя автомобильная катастрофа, Рей, она была подстроена. Имею точные сведения… Тебе просто повезло, старина. Вот так!..
— Чепуха… — сказал Шекли.
Однако в голосе его не было прежней уверенности.
— Мистер Волин, — продолжал полковник Колли. — Вы, возможно, ничего не заметили, но вы и ваши товарищи тоже находились под непрерывной опекой, гм… наших мальчиков. Мы опасались, как бы с кем-нибудь из вас не случилось маленькой неприятности. Не подумайте ничего плохого. Просто мы беспокоились о вас, как о наших друзьях. Вы, кажется, завтра покидаете нашу страну. Очень хорошо… Послушайтесь доброго совета. Если сегодня или завтра перед отлетом вас что-то удивит или возле вас произойдет какая-нибудь свалка, не обращайте внимания и, ради бога, не вмешивайтесь ни во что. И предупредите ваших товарищей…
— Благодарю, полковник, — с чуть заметной улыбкой ответил Волин. — Во время нашей очень интересной поездки по Штатам я и мои товарищи несколько раз были свидетелями, как вы сказали, небольших свалок… Однако во всех случаях мы вели себя вполне благопристойно и едва ли нас можно упрекнуть…
— Ах, боже мой, — прервал Колли, — разве я говорю об этом. У моих соотечественников, особенно у молодежи, избыток энергии… Я лично не вижу ничего дурного в том, что некоторые вопросы решаются кулаками. Считаю бокс одним из благороднейших видов спорта. В данном случае я имею в виду совершенно другое… Надеюсь, вы меня поняли?
— Не совсем…
— Гм… Поймете позже… И помните мой дружеский совет.
— Ты, кажется, решил на всех нагнать страху, Джемс, — заметил Шекли, испытующе поглядывая на полковника. — Может, ты объяснишь, что, собственно, произошло?
— Пока ничего особенного. Просто я хочу, чтобы и дальше было так же.
— Ну, когда Джемс начинает разговаривать подобным образом, от него не добьешься правды, — покачал головой Шекли. — Хорошо, пусть твои «ангелы-хранители» остаются здесь, но чтобы на глаза мне не попадались… И чтобы я не чувствовал себя под домашним арестом.
— О'кей, — с облегчением вздохнул полковник. — Спасибо, Рей. Спасибо, что облегчаешь мою нелегкую задачу… А относительно «горилл», — продолжал он, наклоняясь к самому уху Шекли, — могу теперь сказать, что они все равно остались бы тут, даже если бы ты вздумал возражать. Вот именно… Потому что это не моя выдумка, Рей… Это личный приказ президента. С каждым годом все труднее работать, Рей. Ко всем прочим делам прибавилась еще охрана океанологов: и своих, и чужих. Нет, решительно надо подавать в отставку…
Когда Волин и Том Брайтон уже сидели в машине, полковник Колли подошел к Тому и шепнул ему несколько слов. Том удивленно посмотрел на полковника, задумался на мгновение, потом молча кивнул.
— Превосходно, — сказал вслух полковник, — значит, так и сделайте. Счастливого пути, профессор Волин!
Машина дрогнула и бесшумно скользнула за ограду парка мимо вытянувшихся «горилл». Волин оглянулся. Старик Шекли, сидя в своем кресле-коляске, махал им вслед здоровой рукой.
Всю обратную дорогу Том молчал. Лишь перед самой гостиницей он сказал Волину:
— Я подожду внизу. Полковник просил меня отвезти вас на аэродром. Вы полетите в Нью-Йорк не рейсовым самолетом, а специальным военным. Не беспокойтесь, все согласовано с вашим посольством. В Нью-Йорке вас встретят… — И, подумав немного, Том добавил: — По-видимому, они действительно что-то пронюхали — Колли и другие. И теперь опасаются за шефа и за вашу делегацию. Очень странно… Пожалуй, проводив вас, я вернусь к шефу. Поживу у него эти несколько дней. Старик совсем одинок. У него не осталось близких…
На следующее утро перед отлетом советской делегации в Европу Волин прочитал в нью-йоркских газетах сообщение о ночной катастрофе рейсового самолета Лос-Анджелес — Нью-Йорк. Самолет загорелся в воздухе, пролетая над Кордильерами. Все пассажиры и члены экипажа погибли…
«Что же это — простое совпадение? Случайность? — думал Волин, глядя в окно на голубовато-сизую поверхность Атлантического океана, поблескивающую далеко внизу. — Или кто-то объявил войну океанологам? Том Брайтон был прав; действительно, очень странно… Однако, при всех обстоятельствах, я, кажется, обязан жизнью полковнику Колли…»
Выстрелы в Касабланке
События, напоминавшие кадры детективного фильма, разыгрались на глазах полутора сотен человек: пассажиров реактивного лайнера Лиссабон — Касабланка Кейптаун, толпы встречающих, журналистов, таможенников, полицейских международного аэропорта Касабланка…
Когда белый самолет подрулил к ярко освещенному зданию аэровокзала и по трапу начали спускаться пассажиры, к одному из прибывших — высокому мужчине в белом костюме и тропическом шлеме, подошла изящная молодая женщина в темных очках с гладко зачесанными назад черными волосами. В разноязычном гуле голосов два выстрела прозвучали совсем негромко. Лишь находившиеся поблизости видели, что стреляла почти в упор черноволосая женщина в темных очках. Пассажир остановился, словно в недоумении, пошатнулся и без стона рухнул ничком на бетонные плиты. Испуганно закричали женщины, толпа шарахнулась в стороны.
К упавшему подбежали полицейские, но стрелявшая уже исчезла, словно провалилась под землю.
Завыли сирены полицейских машин, послышались свистки, возгласы: «Расступиться, расступиться»… Ослепительно светя фарами, подлетела белая санитарная машина. Распахнулись дверцы. Мгновение спустя носилки с лежащим на них неподвижным телом скользнули внутрь машины.
Врач-араб — узколицый, смуглый, с тонкими, точно нарисованными усиками, в ответ на вопрос полицейского чуть заметно покачал головой. Полицейский торопливо вскочил в машину, сел рядом с шофером. Пронзительно заверещала сирена, и машина умчалась.
— Вот и все, — философски резюмировал кто-то из журналистов, ставя точку в своем блокноте.
— Расходитесь, расходитесь! — требовательно кричали полицейские.
— Боже мой, кого убили? — истерически всхлипывая, спрашивала у всех пожилая дама. — Кто он такой?
— Кажется, профессор какой-то… Летел из Соединенных Штатов.
— Но за что?
— Месть из ревности.