Теперь вернусь к нашему премьеру Джону Дифенбейкеру. Может, притомил вас своими побасенками? Прошу прощения! Хочется выложить все, что на душе накипело. Едва Джон захватил федеральную власть, наши «патриоты» еле не полопались от восторга: «Вот этот наконец сумеет поджечь мир!» А я не поверил. Наслушался в предвыборной кампании славословия этого самого Джона. Но вдруг узнал, что в Объединенных Нациях наш Джон такую врезал речугу насчет Украины, которую могли продиктовать только «патриоты». Эге, думаю, а твое какое собачье дело совать свой длинный нос в украинские наши дела? Неужели нет у тебя иной заботы, кроме чесотки всяких «освободительных походов» на землю моих братьев? Может быть, они и вправду так там избедовались, что просили тебя помочь? Так нет же, не было такой просьбы. Многие пытались принести им «волю» отсюда, из-за морей-океанов. А где они теперь? Кто в земле истлел, а большинство обратно драпанули и постепенно издыхают здесь, завывая на луну, словно волки. И вновь не тороплюсь с выводами. Просто очень уж удивил меня Джон своей брехней.
Но как-то довелось мне попасть в Виннипег, на торжественный слет канадских украинцев. Вот там и рухнуло окончательно мое доверие к Джону. Не только я изловил его на черной лжи. Он всей нашей братии такое плел в глаза, чего даже в ООН не осмелился. Вот многие и сообразили, что это за тип.
Съехалось нас на те «импрезы»[1] порядочно. Еще бы, памятник Шевченко, созданный на наши доллары, открываем. Скульптура еще брезентом окутана. Замерли мы, не шелохнемся. Кажется, никто не дышит даже. Еще бы, минута-то какая! Величайшему нашему поэту почести воздаем!.. А тут как двинут вдруг на наших глазах к монументу целые отары долгогривых, черносутанных попов, «князей церкви», владык, митрополитов и прочих отцов да монсеньоров! Здесь и митрополит Илларион, и митрополит Максим, и архиепископ Кушнир, и духовенства чином поменьше тьма тьмущая. Стало мне больно за нашего Тараса. Знаю, не жаловал он «святых» словоблудов. Если бы у него глаза открылись да речь вернулась, ох, и дал бы он этим длиннорясым! Уж так бы громовым своим голосом отхлестал! Признаюсь вам, я тоже никогда не верил попам и их царству небесному с боженькой во главе. Здесь моей Соломин нет, значит, могу даже перекреститься: ей-богу, не верил в бога. Но в церковь похаживал, чтобы от Соломин отцепиться. И крестился бездумно, как автомат.
Вот, значит, сперва плел всякую чепуху кто-то из тех больших попов. Не разглядел, так как стоял далековато. И не сожалею. По его словам получалось, что Тарас Шевченко всю свою жизнь только молился и плакал да выжидал, что вместо царя московского на Украину заявится кто-то из чужих повелителей, либо австрийский цесарь, либо даже сам президент из Вашингтона. Тьфу на тебя, изувер длиннополый! А затем загудели вокруг «патриоты» поменьше, которые тоже вперед не протиснулись. Радуются, что сам премьер Дифёнбейкер выступит. Его я тоже не видел, но по радио слушал всю его байку. Он просто повторил то, что до него поп с крестом гудел. А «патриоты» из кожи лезут, пританцовывают в беспамятстве: «Вот это разум!.. Под конец он даже Шевченка продекламирует…» Повернул стихи Шевченко вверх ногами. Вышло так, что именно мы, в Канаде, и есть «семья вольная, новая», а там, где Тарас живым ходил, до сих пор «кругом неправда и неволя».
Тут я и сказал себе, хватит торбу на голову натягивать, чтобы света не видеть. Какой мы семьей здесь живем и какую уху хлебаем — уж это я отлично знаю. Ну, а что делается в отчем краю, лучше всего погляжу сам. Даже на «импрезах» до конца не побыл, подался в путь-дорогу собираться. Хорошо, успел на «Баторий», отплывавший на ту сторону океана. Поехал, хотя шифкарта обошлась мне в копеечку. Да я не жалею.
Люди добрые! О том, что видел я на родной земле, не в этой могиле рассказывать. Живут мои братья в достатке, без лишнего богатства, но свободно и весело. Державу имеют не выдуманную пустыми головами, а настоящую и огромную. От Карпат до Белоруссии, до Слобожанщины, до Черного и Азовского морей раскинулась эта вольная держава. Над здешними «вызволителями» земляки наши насмехаются так же хлестко, как когда- то запорожцы над турецким султаном. Ну и говорят, что в случае чего могут хорошенько встретить непрошеных гостей и имеют все, что для этого понадобится.
Вот так и поймал я нашего премьера Джона на лжи. Теперь не слушаю, что бы он ни болтал. Был как-то в Торонто, а его тоже принесло туда выступать на нашем съезде. Сижу в уголке, среди таких, как сам, и впечатление такое, что собрались мы кум до кума со своими хлопотами в вечернюю пору, а чей- то лютый пес еле не лопается от лая, мешает потолковать мирно и тихо. Да лишь бы только потолковать, а то еще и ужасы нагоняет, пусть бы кукиш ему в нос! Вот та «дуля», которую меня когда-то «патриоты» крутить учили.
Едва рассказчик умолк, седой интеллигент чихнул у двери, вероятно, хотел что-то сказать, но в этот миг снова отозвался диктор. Он сообщил, что учебная противоатомная тревога закончилась успешно. Население в городах и селах действовало послушно и согласованно. По предварительным данным, от ядерного удара «погибло» всего-навсего четыре миллиона человек. Исчезли без вести многие высшие государственные чины. Пропал бесследно даже премьер федерального правительства, и телестудии не известна ни его судьба, ни местопребывание. Диктор медовым голоском закончил:
— Поздравляю с победой, леди энд джентльмены!
С лязгом открылась дверь бункера. Господин с лицом интеллигента и седеющими висками первым вылетел пулей, на миг задержался около полисмена, о чем-то подумал, затем прыгнул сразу через несколько ступеней и выскочил наружу. От шелестящих у шоссе деревьев, где приткнулся сияющий «кадиллак», послышался голос шофера:
— Я здесь, господин премьер!
Тот оглянулся, боязливо прислушался к глухим человеческим голосам, звучавшим еще в норе под глыбой бетона. Возможно, он колебался, не приказать ли полисмену снова захлопнуть нору, чтобы не повылезли из нее эти вольнодумцы, возможно, решил, что для собственной репутации лучше промолчать. Пусть уж услышанное останется тайной убежища «Fortuna».
От автора. Вероятно, дорогой читатель, ты не ждал такого финала? А я не мог иначе. Писал эту вещицу в форме юмористической новеллы. Значит, нужно же хоть кое в чем придерживаться законов жанра. Есть в повествовании еще одна неожиданность: точно такой истории не было, хотя это не выдумка. Я лишь на минутку загнал канадского премьера в одно из убежищ, которые его соотечественники прозвали в его же честь «дифенбункерами». Пусть послушает, что говорят о нем и его политике в народе.
Впрочем, даже это нельзя счесть моим абсолютным домыслом. Прокатился слух, что в подобную оказию канадский премьер действительно угодил во время атомной тревоги, называвшейся у них операцией «Токсин».
Все, о чем здесь идет речь, слышал я от живых людей. От фермера-шотландца, которого встретил с его горестями в Онтарио, от рабочего-итальянца, с которым толковал в Квебеке, от земляка-галичанина, который наконец прозрел в Манитобе. Жаль, что передать смог лишь часть рассказанного ими.
А того, что осталось в их сердцах, хватит еще на иную новеллу, грозную и гневную, для кое-кого трагическую. И тоже — с неожиданным концом.
Мучения смиренного Иллариона
Он сидел у стола в полутемных палатах храма Пресвятой Троицы, икал и дергался, словно юродивый. Такое творилось с ним всегда, едва возникала необходимость протянуть руку к раскрытому тому «Кобзаря». Казалось, не книгу ощупывает его костлявая рука, а бомбу или брусок динамита с подключенным к нему запальным шнуром. Вот так внезапно бабахнет громоподобно и разнесет в пыль и шитые золотом митрополичьи ризы и грешную его, продажную душу. Но деваться некуда! Вновь до зарезу нужно заглянуть в это «страшилище». Может быть, удастся выхватить из самого огня хотя бы несколько пылающих слов, притушить их и втоптать в текст юбилейного «послания».