— Тогда как понимать, что в руках Богрова оказался пригласительный билет, что нарушало инструкцию о нахождении агентов в присутствии высоких особ царской фамилии? Ведь, по вашему рассказу, все мероприятия находились под вашим контролем?
— Действовала особая комиссия под председательством киевского губернатора для распределения и выдачи билетов на торжественный спектакль в городском театре. Я к ней отношения не имел. В эту комиссию по моей просьбе были включены полковник Спиридович как представитель дворцового коменданта, и статский советник Веригин как моё доверенное лицо.
— Следовательно, к тому, что Богров получил билет, вы никакого отношения не имели?
— Не имел.
— Как вы могли контролировать подготовку к приёму высоких гостей, если в течение длительного времени отсиживались на квартире?
— У вас никудышная информация, молодой человек. Я болел, и об этом знало моё руководство.
— Чем же вы болели?
— В ночь на пятнадцатое августа, когда я вернулся в Киев, со мной случился лёгкий нервный приступ, вследствие которого я не мог в течение десяти дней выходить из комнаты.
— Знал ли об этом Столыпин?
— Нет, ему, по-моему, доложено не было...
— Как же понимать, что вы осуществляли такое важное задание и десять дней его не контролировали? А ваш непосредственный начальник даже и не знал о вашей болезни.
— Кто вам сказал, что я не контролировал события? Я знал всё, что происходит в городе, обо всех мероприятиях имел информацию.
— Вы знали о том, что Кулябко ведёт переговоры и сотрудничает с Богровым?
— Знал, конечно. — Но тут же Курлов добавил: — Разумеется, с его слов...
Он себя выгораживал.
Позже в своих воспоминаниях он написал по этому поводу: “Несмотря на болезнь, я ни на один час не прерывал начатой работы, собирая у себя должностных лиц, выслушивая их доклады и давая надлежащие указания”.
Курлов всегда ссылался на Кулябко: “По словам Кулябко...”, “При обычном докладе подполковника Кулябко...”, “Кулябко спросил меня...”
Решение уменьшить охрану на улицах города Курлов перекинул на государя: “Мне так и передали его слова. Скажите Курлову, сказал он, чтобы он уменьшил охрану”. И Курлов её уменьшил, не поставив об этом в известность своего министра и главу правительства, которому подчинялся по должностному положению.
Двумя фразами прошёлся Курлов по личному охраннику Столыпина капитану Есаулову: “По пути я видел в проходе капитана Есаулова, на обязанности которого лежало ни на одну минуту не оставлять министра одного”.
Это было как раз перед покушением, когда Курлов докладывал министру об информации Кулябко в отношении принимаемых мер к выявленным террористам, когда Богров водил за нос опытных полицейских, в том числе и такого профессионала, как Курлов!
И здесь генерал указал пальцем на виновника трагедии капитана Есаулова, прошляпившего выстрелы Богрова. Так поступал он всегда, чтобы свалить свои грехи на других. Он хотел остаться в стороне и быть незапятнанным.
Почему же Есаулов, этот огромный детина, который мог прикрыть Петра Аркадьевича, покинул Столыпина и пошёл предупредить водителя автомобиля, что премьер скоро выйдет из театра? Разве не под наивным предлогом тот оставил незащищённым председателя правительства?
Вопросы генерала Курлова были разумными.
Организаторы всегда хотят оставаться в тени.
Ещё одна запись в серой тетради, сделанная рукой неизвестного автора. Он приводит свои соображения, которые основывает на собственном расследовании. Фиксирует то, что для многих исследователей является неразгаданной тайной, загадкой преступления, совершенного в Киеве.