Все годы, находясь на чужбине, Базили пытался осмыслить историю императорской России, стремясь ответить на вопрос, почему же случилось так, что огромная и сильная империя оказалась поверженной.
В 1937 году, в Париже, он выпустил книгу “Россия под советской властью”, которая затем была издана на французском и итальянском языках. Но это всего лишь предпосылка к основному замыслу, не дававшему ему покоя. А замысел был незатейлив, но весьма для нашей истории полезен: он хотел собрать стенографические записи бесед со всеми деятелями русской политики начала века, чтобы написать достоверную историю гибели императорской России. Базили хотел понять природу её крушения..
В те годы он вёл обширную переписку. Искал сторонников, друзей, единомышленников.
Пришёл со своей идеей к Гучкову. Александр Иванович идею поддержал, всё, что касалось его, выполнил.
— Я буду рассказывать, — сказал Гучков, — а вы записывайте. Не будем приукрашать ни историю, ни свою роль в ней. Скажем всё так, как было.
Думается, что в рассказах Александра Ивановича — вся правда. Нам они интересны тем, что их автор общался со Столыпиным не один год, и если не был его единомышленником, то и врагом, конечно, не был.
“Базили: В распутинщине какую вы заняли роль?
Гучков: В числе лиц, которые сменяли друг друга в звании придворных мистиков, были другие, затем появился Распутин. Конечно, это было неприятно, потому что это компрометировало верховную власть, но я не отдавал себе отчёта, насколько это явление из области мистики, из области личной жизни перескакивало в области общественную, политическую и т.д. Более опасной фигурой являлся тогда в этой области Илиодор, у которого шла борьба с самим правительством Столыпина.
Столыпин старался его ( Распутина. — Авт.) отстранить подальше от престола. Это была спекуляция на больных сторонах царской души. В мои последние встречи со Столыпиным на Елагином острове, за несколько дней до его убийства, он мне говорил с глубокой грустью о том, как такие явления расшатывают и дискредитируют, во-первых, местную правительственную власть, а затем эта тень падает и на верховную власть. Говорил, что всё это очень гнило, но что он одного только ждёт, что это, может быть, на корню сгниёт.
Что такое Распутин, какую он роль играл, об этом теперь можно говорить потому, что это относится к покойнику. Мне раскрыл глаза Кривошеин. Когда после убийства Столыпина я с ним говорил на тему о роли Столыпина и о возможной для него будущности, если бы он не был убит, он мне сказал: Столыпин был политически конченый человек, искали только форму, как его ликвидировать. Думали о наместничестве на Кавказе, в Восточной Сибири, искали форму для почётного устранения: ещё не дошли до мысли уволить в Государственный совет, но решение в душе состоялось — расстаться с ним. Кривошеин рассказывал: “Я Столыпину не раз говорил: “Вы сильный, талантливый человек, вы многое можете сделать, но только я вас предостерегаю, не боритесь с Распутиным и его приятелями, на этом вы сломаетесь”, а он это делал — и вот результат”. Я думал, Столыпин — громадная сила, а тут сильнее”.
В старости, пережив большие исторические события, переосмыслив их, благо судьба предоставила для этого достаточно времени, Гучков видел только одну опасность, которая преследовала Столыпина. Этой опасностью, по его убеждению, был Распутин. И потому эпизоды, связанные с ним, он никогда не забывал и в узком кругу о них рассказывал. Рассказал их и Базили.
Вспомнил Хвостова, с которым встретился во время войны на Кавказе, в Кисловодске. До этого они были лишь знакомы, но не общались. А вот в Кисловодске, встретившись у источника, побеседовали по душам.
Хвостов рассказывал Гучкову:
— Я был тогда губернатором в Нижнем, а Столыпин — министром внутренних дел, возглавлял правительство. И вот получаю я телеграмму, подписанную Сазоновым, не министром, а его однофамильцем, который писал на экономические темы в газетах. Так вот присылает он мне телеграмму с таким текстом: “Будете ли вы в ближайшее время в Нижнем, одному человеку очень нужно вас повидать”. Я отвечаю: “Буду”. Через некоторое время приезжает ко мне Распутин и говорит: “Приехал посмотреть, какой ты есть... Часто у нас идут о тебе разговоры с папашей и мамашей”. Потом, посидев, говорит: “Хочешь быть министром внутренних дел?” Конечно, я очень хотел быть министром, а кто не хочет быть таким министром. Я говорю: “Как же министром внутренних дел, ведь у нас же есть министр?” Он говорит: “Сегодня есть Столыпин, а завтра его нет”. Я от такой наглости чуть не поперхнулся и говорю наглецу: “Да нет, я человек горячий, я не гожусь. Ведь если что не по мне, я в мешок и в воду”. Он посмотрел на меня и качает головой: “Так вот ты каков. Ну-ка дай мне телеграфный бланк”. Я вышел на минуту в соседнюю комнату и дал ему бланк. Он своими каракулями и написал в адрес государыни: “Видел. Молод. Горяч. Подождать надо. Григорий”. Не делая из этого секрета, показывает мне бланк. Я снял с него копию, не поленился.