Выбрать главу

Во время русско-японской войны Гучков снарядил санитарный поезд, с которым отправился на Дальний Восток, но под Мукденом попал в плен к японцам.

Из плена он вернулся прямо в революцию.

Насилия не терпел. Крайние формы революции ему претили.

На ноябрьском земском съезде 1905 года он порвал с либералами-кадетами и их лидером П.Н. Милюковым и вместе с Д.Н. Шиповым основал “Союз 17 октября”.

Странная метаморфоза произошла тогда с ним. Насилие он ненавидел, но военно-полевые суды, введённые Столыпиным, приветствовал.

Все знали, что Гучкову принадлежит выражение “пламенный патриотизм”; он считал, что только патриотизм объединит большинство нации.

Внёс он свой вклад и в усмирение страны, равно как и в установление политической стабильности.

Все знали, что Гучков обеспечивал правительству Столыпина устойчивое большинство в Думе и укреплял третьеиюньский режим, который был установлен Петром Аркадьевичем.

Он один из немногих русских буржуазных деятелей, которые считали своим долгом для спасения государства испробовать и компромисс с властью, потому и настаивал на коалиционном правительстве и на этой основе сотрудничал со Столыпиным в качестве председателя Государственной думы.

Позже с Петром Аркадьевичем он поссорился. В дни министерского кризиса Гучков не простил премьеру насилия над конституционными основами, и потому их общение прекратилось.

Из серой тетради:

“Дружба Гучкова со Столыпиным завершилась в дни мартовского кризиса 1911 года. В знак протеста против действий Столыпина во время введения закона о земстве в западных губерниях Гучков отказался от поста председателя Думы, отошёл от политической деятельности и уехал по своим делам на Дальний Восток. Но он счёл своим долгом присутствовать на похоронах Столыпина, и если мне не изменяет память, в первую годовщину его убийства приехал в Киев...”

Встреча Гучкова и Базили состоялась, как они и условились, в клубе, где собирались русские.

— Потревожил, Александр Иванович, извините, — сказал Базили, — но очень уж хотелось вас повидать.

— И я рад встрече с вами, — ответил Гучков. — Старость, дорогой Николай Александрович, своё дело делает. Уж и силы не те, и настроения другие.

— Вот и цель моей встречи с вами мысль о нашей старости. Многие очевидцы русской смуты уходят из жизни, а ведь надо бы рассказать потомкам, как всё было на самом деле, а то в Советской России пишут уже всё иначе и все факты перевирают. А ведь вы бы могли рассказать правду...

— Не люблю писать, — признался Гучков. — Да ещё браться за мемуары, которые будут подвергаться ревизии...

— Если разрешите, то я, Александр Иванович, сделаю стенограмму наших бесед. Вам писать ничего не придётся. Правда, рассказывать предстоит о многом, вспоминать даже детали, ведь не отчёт с вами создадим, а настоящую историю Отчизны.

— Ну, если вы готовы взяться за тяжкий труд, то извольте, начнём.

В тот вечер они работать над воспоминаниями не стали. Беседовали о жизни, и их беседа затрагивала многое и старое, которое нельзя было забыть, и новые времена. Эмиграция накладывала отпечаток на каждого. Вначале казалось, что большевики у власти долго не удержатся и Россия вернётся на свой исторический путь, но потом, с годами, надежды на возвращение оказались напрасными, стало ясно, что им так и не удастся увидеть родные места. Боль и сожаление наполнили их души.

А ведь всё могло сложиться по-другому, если бы монарх в своё время прислушался к их советам, если бы удалось избежать войны, голода, если бы общественные деятели пришли к разумному компромиссу.

К компромиссу приходят не только умные, но и обстоятельные люди, умеющие распознать последующие события и представить себе угрозу, которая стучится в дверь.

Политики, как и царствующая династия, компромисс отвергали.

— Мне кажется, что если был бы жив в семнадцатом Пётр Аркадьевич, то мы смогли бы справиться с революцией, — заметил Базили. — Он, наверное, сумел бы избежать войны.

— Я не раз думал об этом, — признался Гучков. — Иногда мне кажется, что вы правы, — Столыпин был и умным и решительным деятелем и, в отличие от всех других, знал, к чему надо стремиться. А вот остальные шли по наезженной колее. Знаете, так бывает часто, не представляешь, что можно свернуть с привычной колеи, выбраться из неё и найти новую дорогу.